Гайда Лагздынь - Две жизни в одной. Книга 1

Высказалась по случаю ...

Маленькие победы, строчки в печати — праздник души. Я эти праздники проживала и знаю, как они важны для пишущего человека, особенно в начале литературного пути. Но те чувства, что так радовали раньше, почему-то стали во мне притупляться. И даже выход книги, которую ждала как новорожденного ребенка, представляя, какой она будет, уже не так волнует. Это что — пресыщение, усталость или старость? Я думаю: это все то же состояние — дитя, которому надоело играть одной игрушкой, надо завести другую.

Стихи пишут сейчас многие. Сложили строчки, зарифмовали. Вот вам и стихотворение. Но поэзия — не только гладко постриженная газонная травка. Она насыщена, наполнена высоким виденьем, глубокими чувствами, и это образное мышление должно быть полностью, без остатка, перенесено на стихноситель, на бумажный лист или ленту. Одни, понимая, что они не стали хорошими поэтами, просто перестают писать, другие продолжают писать, иногда вырастают в неплохих поэтов, третьи встают на путь творческих мук, считают, что пишут не хуже собратьев, а неудовлетворенные амбиции порождают нередко злой критицизм, а это приводит порой к разногласиям в литературных сообществах. Есть пишущие, которые довольствуются малым.

Как радуется Володя Андрианов, в прошлом преподаватель труда, пряча заскорузлые от профессии черные руки, первым напечатанным строчкам! Так уж в жизни получилось, что его дочь посещала мой театр, потом отошла и, запутавшись в своей человеческой (без матери) судьбе, рано ушла из жизни. Горе всегда обостряет чувства. Владимир пишет стихи, после работы спешит в литобъединение, не пропускает творческих встреч, вечеров коллег, стараясь объединить в самиздатовские сборники таких же, как он.

Поэты, имеющие средства, заказывают книжечки стихов в коммерческих издательствах, а потом раздают их родным и знакомым. Я никогда не осуждала и не осуждаю никого. Главное, что человек занят более высоким делом, чем обычное времяпрепровождение; а может быть, действительно не разглядели его таланта? Возможно, он попал в другую литературную нишу? Ищет себя, но еще не нашел, а торопится обнародоваться? Главное — не спешить опубликовывать написанное или выносить на обсуждение. А потому позволю себе порекомендовать начинающим прислушаться к простым советам.

Сотворил — пусть вылежится. За это время чувства, обуревавшие при написании, как бы выветриваются, забываются — их же нет на бумаге. И тогда свой текст читаешь словно посторонний человек. Все становится предельно ясным: получилось произведение или ты работал на «корзину». Несомненно, жаль выбрасывать написанное. Оставляю некоторые удачные строчки. Сознаюсь, мой архив полон этой неудачной макулатуры.

В период сочинительства происходит либо рост профессионального мастерства, либо, если ушел в собственную самооценку, подкрепленную публичными выступлениями и убеждением в личностной гениальности, обрекаешь себя на творческую самоликвидацию.

Огромную роль в становлении меня как детского поэта оказала газета «Калининская правда». На ее страницах появилась рубрика «Для вас, дети, строки эти». В те годы отделом культуры заведовал поэт Александр Феодосьевич Гевелинг. Он и стал «крестным отцом» данной рубрики, просуществовавшей с 1970 года примерно по восьмидесятые, переродившись потом в «Семейный огонек». В первой подборке были напечатаны следующие стихи: «Мячик», «Аккуратные зайчата», «Маша-Неваляша», «Резиновый шарик» и «Почему заяц окосел?» После этой публикации пишущая братия стала спрашивать:

— Кто такая Лагздынь? А! Та, у которой заяц окосел?

Я до этого никогда не заходила в газету. Обычная жизнь обывателя. Мои стихи туда занесла коллега по школе Зинаида Якубова. Да и позднее, бывая в отделе культуры при Марине Мотузке, Гаврииле Астафьеве, не слонялась по кабинетам. Эта норма поведения долго сопровождала меня в общениях с издательствами. Я не имела привычки занимать чужое время, тратить его на пустую болтовню. Однажды, придя по делу в отдел, общаясь с Г. Астафьевым, обратила внимание, что в кабинет заглядывают разные люди.

— Это, — усмехнулся журналист, — они на вас хотят посмотреть. Видно, кто-то сказал, что вы в редакции.

Но самые первые строчки были напечатаны в маленькой заводской газете «Ленинский путь» от 29.09.66 г., что находилась, как и школа рабочей молодежи №5, на территории комбината «Искож». Это были простенькие стихи о весне, о космонавтах и критические под названием «Кочевники поневоле»: «Первый завод — хороший завод. Много здесь важных и нужных забот: о микропоре, о каблуке, но не о вечернике-ученике. Полгода начальные классы витают, а где приземлиться, к несчастью, не знают. Так будьте к Малыгиной более строги, болят от ученья не головы — ноги!» Г. Лагздынь, учительница ШРМ №5, 2 марта 1967 г.» И от 07.09.1967 г.: «Пришла учения пора», учительница Г.Р. Вахрова».

Газета «Смена», с которой я потом, как и с «Калининской правдой», долго дружила, в 1968 году напечатала «Веснушки», «Окопы», «Огородники», «Март». Это были первые строчки, оказавшиеся в молодежной печати. На страницах Всесоюзного методического журнала «Дошкольное воспитание» с 1966 года стали появляться мои стишата. С того момента публикации в центральной печати и начался отсчет писательского стажа. Затем в журнале «Мурзилка» в 1972 году напечатали стихи о солнце, потом в «Куче-мала». Это была самая большая всесоюзная «куча», куда сваливали стихи разных авторов разных национальностей из разных республик. В этой куче разглядели мои творения редакторы журнала «Веселые картинки».

К этому времени рукописи моих стихов уже находились в издательстве «Детская литература». Рецензировал их преподаватель Московского университета Всеволод Николаевич Некрасов буквально по строчкам на пятнадцати машинописных листах. Это была первая большая критическая оценка моего творчества.

Рецензия на стихи Гайды Лагздынь

В.Н. Некрасов

Рукопись стихов Г. Лагздынь чрезвычайно объемиста — свыше двух тысяч строк, не считая близкие варианты. Поэтому основная работа с рукописью (конкретные предложения по отбору, сокращению и исправлению стихов) выполнена на полях самой рукописи, а выносить ее в текст письменной рецензии было бы слишком громоздко. По этой причине в данной рецензии — в основном замечания и пожелания общего характера.

Прежде всего хочется сказать, что рукопись именно в силу своей сверхобъемистости и представительности очень убедительно, как мне кажется, подтверждает прежнее впечатление о явной талантливости Г. Лагздынь. «Рама рано розовеет. Рама рада: Солнце греет». «Нам не нужно овощей: Щавеля нарвем для щей». Даже скороговорка, жанр заведомо усложненный, несколько «утяжеленный», может, как видим, звучать у Г. Лагздынь на удивление просто, легко и естественно, причем первая из приведенных скороговорок, собственно, даже и не столько, на мой взгляд, скороговорка, сколько отличная лирическая миниатюра.