Сергей Кремлев - Берия. Лучший менеджер XX века

О чем говорит этот случай?

Во-первых, что Баландина арестовывали до объединения наркоматов, так что к его аресту Берия отношения не имел. А вот нарком авиационной промышленности Шахурин имел, потому что без его визы ордер на арест был недействителен. Зато освобождали Баландина уже при НКВД Берии.

Во-вторых, из рассказа Яковлева следует, что на Лубянке Баландина не били – лишь подстригли наголо, но это понятно. Но раз так – за сорок дней ни одного синяка, то выходит, что уж при Берии, во всяком случае, рукоприкладства не было. А ведь шла война!

В-третьих же…

В-третьих, из этого случая следует вот что… В Баландине Дементьев и Яковлев были уверены и за него поручились. И Сталин (но и Берия – тоже!) этому поручительству поверили, и Баландин был освобожден. Однако в авиационной промышленности был арестован не один Баландин. Тот же Туполев с сотрудниками до 19 июля 1941 года работал формально еще в заключении.

Так почему же Яковлев и Дементьев, да и сам нарком Шахурин не поручились и за них ?

Боялись?

А почему же просить за Баландина не боялись?

Нужен был?

А другие что – не нужны были?

Нужны!

А за них руководство наркомата не поручалось. Значит, оно не было уверено в поголовной невиновности арестованных по делу Туполева?

Казалось бы, прецедент, созданный освобождением Баландина, должен был «команду» Шахурина подвигнуть и на дальнейшие ходатайства. Но не подвиг… Так какие претензии можно предъявлять Берии? Он ведь – в отличие от Шахурина, Дементьева, Яковлева и других руководителей промышленности – работников отраслей знал хуже или не знал вообще. Руководствовался оперативными материалами, а арестовывали-то не с бухты-барахты…

А ведь шла война.

Но шла она не для всех… И я сообщу читателю весьма любопытные сведения о наркоме авиационной промышленности Шахурине. Да и не только о нем…

В Наркомате иностранных дел в конце тридцатых и в сороковых годах подвизался некто Константин Уманский… Автор книги «Тайная политика Сталина» Г. Костырченко считает его «незаурядной и в то же время трагической личностью» и, многое переврав, продолжает:

«Отличный знаток русского авангарда в живописи, друг журналиста М.Е. Кольцова (точнее – Фридлянда. – С.К.), он в 30-е годы работал корреспондентом ТАСС в странах Западной Европы, потом был направлен в НКИД (впервые он работал в центральном аппарате НКИД с августа по октябрь 1922 года. – С.К.), где занял должность заведующего (вначале – заместителя заведующего. – С.К.) отделом печати, которую наследовал после него Е.А. Гнедин (точнее – Парвус-Гельфанд-сын, фигура еще более темная, чем Кольцов-Фридлянд и сам Уманский. – С.К). В 1939 году Уманского направили послом в США (вначале с 1936 по 1938 год он был советником полпредства. – С.К.). А в критические для Советского Союза дни ноября 1941 года Уманский был отозван в Москву…»

Уманского сменил Макс Литвинов-Валлах, имевший среди сионистов США более прочные позиции, хотя и у Уманского они были неплохими. И до мая 1943 года этот «друг журналиста Кольцова» болтался членом Коллегии НКИД, а в мае его назначили послом в Мексику (в январе 1945 года он погиб там в авиационной катастрофе).

Сказав это, я далее процитирую труд Костырченко, имеющий статус серьезной монографии (и действительно обильный интересным фактическим материалом):

«…в семью Уманского (в мае 1943 года. – С.К.) вошло большое горе. Его дочь Нина, учась в школе для детей высшей номенклатуры (сын Сталина Василий учился в обычной школе. – С.К.), подружилась с Володей Шахуриным, сыном наркома авиационной промышленности, и между ними возникло романтическое чувство, ставшее причиной последовавших вскоре трагических событий. Когда… стало известно, что Нина уезжает в Мексику… молодые люди договорились о прощальной встрече. Во время их свидания на Каменном мосту произошло бурное объяснение, закончившееся тем, что сын наркома в порыве отчаяния от предстоящей разлуки застрелил сначала девушку, а потом смертельно ранил себя…»

Уважаемый читатель! Если кому-то этого новоявленного «Ромео» жаль, то я по поводу его выходки могу лишь пожать плечами. Шла тяжелейшая война… Все честное и чистое в стране напрягало силы для того, чтобы быть в этой войне полезным народу. На фронт шли молоденькие девушки, в Краснодоне сверстники Шахурина и Уманской из «Молодой гвардии» рисковали жизнями, которые к тому времени они уже мученически и отдали (15, 16 и 31 января 1943 года немцы частично живыми, частично расстрелянными сбросили 71 человека в шурф шахты № 5 глубиной 53 метра).

А здесь какой-то великовозрастный оболтус…

Короче, началось следствие. Вел его начальник следственного отдела Прокуратуры СССР Лев Шейнин (обращаю внимание, что вначале дело вел не НКВД). И было установлено, что орудием убийства послужил пистолет «вальтер», переданный сыну Шахурина сыном Анастаса Микояна – Вано.

Мать убийцы, жена Шахурина – С.М. Лурье, утверждала, что имеет место провокация гестапо (за кордоном вообще-то не работавшее. – С. К.).

И… нечто, связанное с Третьим рейхом, к этой истории отношение действительно имело… Я опять прямо сошлюсь на Костырченко:

«Согласно записям обнаруженного в ходе обыска дневника Володи Шахурина, он и его друзья из семейств А.И. Микояна, А.С. Аллилуевой, хирурга А.Н. Бакулева, американского бизнесмена А. Хаммера (так у Костырченко, стр. 240, но это вряд ли ошибка, русская жена у Арманда Хаммера была. – С.К.) и других (хотелось бы знать и «других»! – С.К.), начитавшись позаимствованной у отцов «Mein Kampf» (русский перевод книги был распространен по указанию Сталина в узком кругу советских руководителей), создали организацию «Четвертая империя» и тайно именовали себя «рейхсфюрерами» и «группенфюрерами». Разумеется, расследованием этих обстоятельств занялись органы госбезопасности (которые тогда уже, к слову, вновь вышли из подчинения Берии. – С. К.)…»

Дело замяли, и восемь юношей по окончании следствия были высланы из Москвы. Как говорят представители нынешней «элиты», тяготеющей уже к англосаксам, – «No comments».

Здесь, конечно, можно было бы обойтись и без «comments». Ноя замечу, что Шахурин, возможно, потому не ходатайствовал за того же Туполева, что не имел объективных оснований верить в лояльность к Советской власти собственного сына – так уж Шахурин его воспитывал. А был ли лоялен по отношению к Советской власти, спрошу я, коль уж так, сам Шахурин? Лоялен не к той государственной машине, в «колесе» которой он был не последней «спицей», а по отношению к Советской власти как власти масс и для масс ?

Вот в этом последнем я сомневаюсь и относительно Шахурина, и относительно многих других молодых «лидеров», выдвинувшихся за годы Советской власти и благодаря ей. Костырченко пишет, что, возвращаясь домой из зарубежных поездок, представители новой «рабоче-крестьянской» элиты не скрывали своего восхищения «европейским шиком», и этот восторг передавался их «кремлевским детям»…