Екатерина Глаголева - Людовик XIII

Интересы трех сословий настолько не совпадали, что говорить о совместной работе не представлялось возможным. Дворяне не желали признавать себя «детьми Франции» наравне с «сапожниками». То и дело возникали конфликты, которые приходилось улаживать посредникам от духовенства. Тут-то и проявил себя 29-летний епископ Люсонский, наконец получивший шанс обратить на себя внимание.

Третий сын в семье, Арман Жан дю Плесси де Ришельё готовил себя к военной карьере, учился в Наваррском коллеже и в академии Плювинеля. Но средний брат Альфонс, который, согласно тогдашнему порядку, должен был принять священнический сан и стать епископом Люсонским, неожиданно решил уйти в монахи. Чтобы не лишиться доходов от епископства, мать упросила младшего сына резко переменить свою жизнь. Тот в кратчайшие сроки получил богословское образование и защитил докторскую диссертацию по теме «Вопросы теологии». Диссертацию он посвятил королю Генриху IV, пообещав оказать ему важные услуги на государственном поприще. Знал ли об этом король, неизвестно; к тому же его вскоре убили. Ришельё пришлось ехать в свою крайне запущенную епархию и наводить там порядок. Но он не собирался всю жизнь прозябать в глуши; его целью был Париж, а цель оправдывает средства. Епископ написал Кончини, предлагая свои услуги, но ответа не получил. Выборы в Генеральные штаты стали тем самым шансом, который нельзя упустить, и он им воспользовался в полной мере.

На церемонии закрытия Генеральных штатов 23 февраля 1615 года епископ Люсонский, выступивший от имени духовенства, высказался в том смысле, что представители второго сословия должны играть важную роль в управлении государством, к гугенотам следует относиться лояльно, а систему налогообложения предстоит усовершенствовать, чтобы избавить народ от притеснений со стороны чиновников. Нарисовав радужную картину будущей жизни во Франции, которая расцветет благодаря мудрому правлению, он воскликнул, обращаясь к королю: «Счастлив государь, которому Господь дарует мать, исполненную любви к его особе, усердия по отношению к его государству и столь опытную в ведении его дел!» Рассыпавшись в похвалах Марии Медичи, Ришельё призвал ее не останавливаться на достигнутом и «продолжать править таким образом, чтобы вы могли прибавить к славному имени матери короля не менее прекрасное имя матери королевства». Цель была достигнута: молодого, умного и привлекательного епископа заметили.

Робер Мирон, в отличие от него, опять выступил в роли обличителя и, обращаясь исключительно к королю, изложил требования своего сословия: регулярно созывать Генеральные штаты, контролировать распределение финансов и государственных должностей, соблюдать равенство всех перед законом, отменить чрезвычайные трибуналы и внутренние таможенные барьеры, придерживаться протекционизма в торговле и т. д. Вместе с представителем дворянства бароном де Сенесеем он вручил королю тетради с «наказами», которые тот принял, обнажив голову в знак уважения, и передал канцлеру, пообещав дать ответ и сделать так, «чтобы все были довольны».

Конечно же, такого просто не бывает. Решения Тридентского собора были опубликованы, но когда 24 марта 1615 года было объявлено о временном отмене полетты, парламент решительно этому воспротивился. Однако магистраты остались в одиночестве — их никто не поддержал, за исключением Конде, который плел новые интриги и хотел иметь возможность опереться на парламент. Полетту восстановили, а Генеральные штаты больше не созывались вплоть до 1789 года.

Чтобы умилостивить короля, Конде сложил с себя обязанности коменданта Амбуаза, и Людовик тотчас передал командование крепостью своему дорогому Люиню. Когда принц пришел откланяться, король сухо сказал: «Кузен, в будущем ведите себя лучше». Впрочем, он уже не испытывал иллюзий насчет покорности «кузена».

Всё было готово к заключению королевского брака, даже улажен вопрос о демаркации франко-испанской границы, проходившей в Наварре. Да еще как улажен — благодаря вмешательству инфанты Анны Австрийской! Она настояла на решении в интересах своего будущего супруга, короля Франции и Наварры — и отняла у Испании несколько арпанов (десятин) каменистой земли в труднодоступных горных районах. Ах, она уже совершенная француженка!.. Не будьте такими наивными, господа, это политика.

Несмотря на возражения грандов, Мария Медичи решила ехать со всем двором в Гиень. Чтобы обеспечить надежный тыл, пришлось наскоро помириться с парламентом. Гастона для гарантии от возможного переворота оставили в Париже под защитой шестнадцати полков. С собой тоже надо было взять армию — во избежание неприятностей со стороны не угомонившихся принцев (Бульона, Лонгвиля и Майена), которые стакнулись с гугенотами, естественно, не одобрявшими испанских браков. Но на армию требовались деньги. По правилам запустить руку в казну можно было только с разрешения Счетной палаты, однако та трижды отказывала. Наконец решили обойтись без разрешения. Около пяти часов пополудни 16 августа 1615 года король, королева, принцы, маршалы Франции и высшие чиновники отправились в Бастилию, где хранилась королевская казна. Запрошенная сумма составляла 30 тысяч ливров (или десять тысяч экю). Деньги отсчитали монетами в четверть экю и уложили их в 40 телег. Члены Счетной палаты настояли, чтобы королева не уходила, пока не будет нагружена последняя телега: пусть она одна отвечает за эти расходы, ведь теперь в закромах на всё про всё остается только 400 тысяч экю. Людовик не мог думать о деньгах, балансе и прочих скучных вещах — все его мысли были о грядущем походе. Вернувшись домой, он поставил будильник на полчетвертого утра и лег спать.

Утром 17 августа, без четверти семь, король сел в карету и отправился в Бордо. Его сопровождали три тысячи пехотинцев и тысяча всадников. Между тем армия принцев перебралась через Луару и выступила на Пуату; королевский отряд устремился туда же и 31 августа прибыл в Пуатье, где королеву-мать встречал епископ Люсонский. Тут пришлось задержаться, поскольку серьезно заболела принцесса Елизавета, а вслед за ней и у королевы набух флюс и началось рожистое воспаление. (Елизавета подхватила оспу, но даже ее смерть не сорвала бы проектов матери: в этом случае женой инфанта стала бы Кристина, кстати, больше подходившая ему по возрасту.) Во время вынужденной остановки король объявил Конде и его сторонников виновными в оскорблении величия и лишил их имущества. Из Пуатье выехали только 28 сентября, до Бордо добрались 7 октября. Испанская делегация уже находилась в Бургосе. Между двумя городами сновали гонцы. Наконец было решено, что венчание «по доверенности» состоится 18 октября, 21-го числа Елизавета выедет из Бордо и 1 ноября произойдет обмен принцессами.