Екатерина Глаголева - Людовик XIII

Во Франции шла мобилизация. Людовик воспользовался ею, чтобы избавиться от Сен-Симона, который постоянно с ним препирался и сделался совершенно невыносим. Герцог получил приказ отправляться в армию: пусть тратит свой воинственный пыл на врага.

Кардинала эта новость отнюдь не обрадовала: Сен-Симон был его человеком, бесценным источником информации о настроении и мыслях короля, готовым при случае замолвить словечко в пользу главного министра. Фаворит находился при монархе почти неотлучно, Людовик изливал ему душу и порой вел себя с ним, как ревнивый муж с молодой женой (однако подозрения в гомосексуализме лишены оснований; достаточно упомянуть о том, что короля раздражали частые визиты Сен-Симона к продажным девкам). Ришельё попытался заменить его Луизой де Лафайет, однако девушка с гневом и презрением отвергла предложение стать платной осведомительницей кардинала, которого не любила. Она не умела лукавить и во время бесед с королем прямо говорила ему то, что думала: что Людовик на всём экономит, одевается «бедненько, но чистенько», а Ришельё ходит в шелках и кружевах; что война против католиков в союзе с протестантами — разбой и грабеж. Король слушал ее, не перебивая, хотя она выступала против политики кардинала, которую поддерживал он сам. Осведомителем Ришельё стал камер-лакей короля Андре де Буасонваль, обязанный своей должностью именно Луизе. Отставленная Мари де Отфор донимала счастливую соперницу словесными уколами и придирками, из-за малейшего промаха бедную девушку поднимали на смех придворные острословы… Луиза поверяла свои обиды духовнику отцу Карре, настоятелю монастыря Святого Доминика, не зная, что тот каждый год приносил клятву верности Ришельё. Он и подсказал ей выход из положения: уйти в монастырь.

Людовик узнал о намерении своей подруги 17 января и сообщил в письме Шавиньи («господину Младшему»), что не будет противиться. Статс-секретарь известил Ришельё, который тут же написал королю, а тот ответил ему пространным посланием от 20 января, подтвердив, что не станет принуждать «девочку» (так он именовал Луизу) к чему бы то ни было. Однако за спиной Луизы сформировалась энергичная партия противников ее пострига, душой которой была госпожа де Сенесей. Она подключила епископа Лиможского Франсуа де Лафайета, дядю Луизы, который хотел бы использовать влияние племянницы на короля, чтобы погубить кардинала. Действовать надо было осторожно, поскольку «девочке» претили всякие интриги. Госпоже де Сенесей удалось заменить мадемуазель де Вьёпон, не соглашавшуюся выдавать ей секреты Луизы (фрейлины жили по двое в комнате), Денизой д’Эш, которая не была так щепетильна.

Отец Карре договорился с настоятельницей монастыря Визитации Девы Марии, готовой принять новую монахиню. Оставалось сообщить обо всём королю. В первый раз у Луизы не получилось это сделать: она стояла у парадной кровати королевы и не смела поднять глаза на Людовика, которому это не понравилось. Шанс был упущен: дворецкий Санген намекнул королю, что решение «девочки» продиктовано желанием избежать насмешек и злословия, которые ее преследуют, Людовик разгневался, и торжествующая мадемуазель де Вьёпон сообщила об этом отцу Карре. Тот отправился к госпоже де Комбале, племяннице кардинала, и она велела ему как можно скорее довести дело до конца. Но тут к доминиканцу явились госпожа де Сенесей с епископом Лиможским и еще одним дядей Луизы, мальтийским рыцарем. Встреча прошла очень бурно, отцу Карре запретили видеться с подопечной. Напрасно он пытался втянуть в свою интригу надзирательницу за фрейлинами королевы, писал Луизе лицемерные письма, прося ее поскорее исполнить свое намерение; узнав, что ее уход в монастырь был задуман кардиналом, она охладела к этому плану. Зато Людовик был счастлив…

Раньше он был одинок, теперь у него была Луиза — они оказались «одиноки вдвоем», окруженные кликой интриганов: соглядатаи кардинала, сторонники Мари де Отфор, прислуга королевского кабинета и «малого отхода ко сну», ловчие, музыканты, лакеи — все живо интересовались их отношениями. Людовик знал, что доверять никому нельзя, и не воспринимал на веру то, что ему говорили о Луизе.

Отец и брат новой фаворитки явились ко двору, чтобы «ковать железо, пока горячо», и король позволил Франсуа де Лафайету купить офицерскую должность. В самом деле, пора было отправляться на войну. В конце июня Людовик XIII выехал в Пикардию, простившись с Луизой и покинув ее на произвол коварного Буасонваля.

Но у него действительно было полно других забот.

На войну требовались деньги — не меньше пятнадцати миллионов ливров, а казна, как обычно, была пуста. Прямой налог и так уже увеличился втрое за пять лет, так что герцог д’Эпернон даже сделал представление Ришельё, обвиняя его в обнищании населения Гиени. Поскольку подушную подать повышать было уже невозможно, а привилегированные сословия налогов не платили, оставалось только одно средство: налоги на продукты потребления. Король ввел налог в один су с ливра на все товары, а кабатчики должны были платить по экю с бочки вина, из-за чего выросли розничные цены. Парадоксальным образом именно этот налог, небольшой по сравнению с троекратно возросшей подушной податью, вызвал взрыв в Гиени. Уже в мае — июне 1635 года в Бордо начались беспорядки. Но, что хуже всего, произошел обвал цен, торговля шла вяло, налоговые поступления сократились. В апреле-июне 1636 года протесты против увеличения податей прокатились по провинциям Ангумуа и Сентонж.

Когда Людовик XIII лично явился в парламент, чтобы утвердить эдикты о налогах, генеральный адвокат Луи Сервен произнес пылкую речь, обличая несправедливость и неуместность новых поборов. Король разгневался, прервал оратора, стал ему грозить; Сервен же умолял его предать суду парламента авторов и вдохновителей подобных эдиктов, чем окончательно вывел Людовика из себя. Увидев, что король в ярости, Сервен упал без чувств к его ногам: по одной версии, его хватил удар и он скончался на месте, по другой — умер той же ночью, не приходя в сознание. Советник Бугье отозвался на его кончину двустишием на латыни:

Более надежным способом быстро раздобыть средства была продажа должностей, но и тут имелись свои подводные камни: массовое создание новых должностей могло, с одной стороны, вызвать недовольство действующих чиновников, а с другой — понизить планку профессионализма, поскольку упор делался на количество, а не на качество. Однако предложение находило устойчивый спрос: став королевским чиновником, богатый буржуа получал не только почет и сиюминутные выгоды, но и постоянный источник дохода, который благодаря полетте мог передать по наследству. В конце 1635 года на утверждение в Парижский парламент были представлены 42 эдикта о создании новых придворных должностей. Магистраты заставили себя упрашивать: королю пришлось присутствовать на заседаниях, чтобы продавить свои эдикты, в том числе и те, которые увеличивали взносы за существующие должности.