Екатерина Глаголева - Людовик XIII

После взятия Корби герцог Орлеанский приехал в Париж из Блуа, чтобы поздравить короля, но вел себя как-то странно: остановился не у своего обер-гофмейстера де Шавиньи, а у какого-то банщика. 19 ноября Гастон и граф де Суассон явились к Людовику в Париж, причем последний просил разрешения съездить «на побывку» к матери, прежде чем вернуться к армии в Шампань. На следующий день оба пировали в доме их общего друга, а с наступлением ночи покинули столицу: Гастон уехал в Блуа, а Луи де Бурбон — в Седан, к герцогу Бульонскому.

(Княжество Седан долгое время было независимым, а в эпоху Религиозных войн стало оплотом и прибежищем протестантов. Владетельные герцоги часто были не в ладах с королевской властью. Так, в 1602 году Анри де Латур д’Овернь участвовал в заговоре Бирона, а два года спустя — в заговоре маркизы де Верней. Генрих IV конфисковал его земли, однако потом простил его и вернул всё имущество. В 1613 году неуемный герцог примкнул к мятежным принцам, а потом уже его сыновья участвовали в заговоре Гастона Орлеанского. Понятно, что отъезд Суассона в Седан вызвал большую тревогу при французском дворе, хотя нынешний герцог Бульонский, Фредерик Морис де Латур д’Овернь (1605–1652), еще не успел ни в чем провиниться. В конце 1633 года он перешел из протестантизма в католичество, чтобы жениться — по любви и против воли своей семьи — на убежденной католичке Элеоноре де Берг, которая потом родила ему десять детей. Он приходился родным братом Тюренну, впоследствии знаменитому маршала Франции, а сам служил полковником во французской армии и командовал конницей во Фландрии.)

Людовик подробно описал в письме Ришельё свою встречу с кузеном Суассоном. Граф настаивал на своем отъезде в Шампань. «Я дал ему понять и мягко сказал, что не хочу, чтобы он туда ехал; в то же время ему на глаза навернулись слезы, он ничего не ответил… Я понял, что у него очень тяжело на душе… Мы расстались внешне очень любезно, но на самом деле, я думаю, он был недоволен».

Что же произошло?

В атмосфере лицемерия и подозрительности, царившей при французском дворе, даже кристально честные люди (если таковые имелись) не могли быть совершенно спокойны за свою жизнь и свободу, а у герцога Орлеанского и графа де Суассона были причины опасаться репрессий, хотя они «ничего плохого не сделали». Возможно, они напугали сами себя и боялись как-нибудь проговориться. Дело в том, что во время осады Корби сложился «амьенский заговор» против кардинала.

Об этом заговоре известно лишь из одного источника — мемуаров графа де Монтрезора, главного ловчего Месье. Его двоюродный брат де Сент-Ибар был фаворитом графа де Суассона. Вокруг кузенов сплотились несколько дворян, задумавших под шумок разделаться с ненавистным Ришельё. Однако эти планы не получили одобрения их господ. Суассон заявил, что не желает брать на душу грех убийства священника, а герцог Орлеанский вообще промямлил что-то невнятное. Впрочем, заговорщики делали ставку именно на Суассона, у которого были личные причины не любить кардинала: тот всячески навязывал ему брак со своей племянницей госпожой де Комбале. Тальман де Рео пишет, что Франсуа де Баррада, принимавший участие в осаде Корби и получивший разрешение видеться с королем, лично сделал графу предложение схватить кардинала и получил ответ: «Я поговорю об этом с Месье». «Месье! — воскликнул Баррада, знавший цену герцогу Орлеанскому. — Я не хочу иметь дела с Месье!» Однако любому здравомыслящему человеку было ясно, что покушение на жизнь главного королевского министра, к тому же кардинала, в разгар войны было безумием: это значило навлечь на себя неумолимый высочайший гнев и стать как минимум изгоем. Поэтому оба королевских родственника быстро уняли своих ретивых фаворитов, и об их проектах никто не узнал — даже сам кардинал. Тем не менее страх поселился в их сердцах: а вдруг кто-нибудь проболтается? [52] Судя по всему, посвященных в заговор было гораздо больше. Госпожа дю Фаржи писала Анне Австрийской из Брюсселя: «О небо! Что за поколение! Королева-мать и Мадам (Маргарита Лотарингская, супруга Гастона Орлеанского. — Е. Г.) расстроены эти крахом, ибо здешние французы воображали себе великие дела». И когда по Парижу пошли слухи, что в Венсенском замке готовят «гнездышко» для какой-то «важной птицы», Суассон не выдержал и сбежал.

Гастон отправил брату из Блуа почтительное письмо, в котором намекал на «подозрения и недоверие», чем сильно удивил Людовика. В Блуа послали Шавиньи, чтобы выяснить, в чем дело. Оказалось, Гастон обижен тем, что, вопреки данному ему обещанию, его заставили подписать бумагу о недействительности его брака. 11 декабря Месье составил подробную записку, прося короля признать, наконец, его брак с Маргаритой Лотарингской и хорошо обходиться с графом де Суассоном. В ответном письме Людовик пообещал и то и другое.

Благодушие короля сбило с толку фаворитов герцога и графа, которые подначивали Гастона к выставлению всё новых условий. Выпустите его слуг из Бастилии! Хорошо. Секретарь принца Гула и Ларивьер, вышедшие из тюрьмы, явились в Блуа, чтобы склонить Месье к лояльности. Передайте под их с Суассоном командование опорные крепости! В конце концов кардиналу это надоело, и он посоветовал королю выехать в долину Луары со всем двором и гвардией (а это около двух тысяч вооруженных людей). Гастон встревожился, но Людовик предупредил, что не пойдет дальше Орлеана. Именно там 8 февраля 1637 года братья подписали документы, положившие конец их разногласиям. Король в очередной раз согласился уплатить долги Месье, тот получал в свое распоряжение все свои доходы; сверх того ему было обещано 100 тысяч ливров на перестройку замка Блуа. Всех его слуг амнистировали. Король признал его брак — при условии повторного заключения его во Франции. Что еще? Ах да, крепости на границе… Вот этого не будет.

Гастону оставалось только подчиниться воле старшего брата. А пока шли переговоры, граф де Суассон ждал его в Седане, куда к ним должна была приехать королева-мать… Все вместе издали бы манифест, призывавший короля к миру, а кардинал-инфант издал бы другой, потребовав не допускать Ришельё к заключению мирного договора; во Франции началось бы восстание (крестьянские бунты не утихали с прошлого года), и его величеству пришлось бы волей-неволей расстаться с кардиналом. Но герцог Орлеанский сначала не решался уехать в Седан, а потом уже и не смог. Впрочем, он был только рад, что избежал неприятностей, поскольку теперь мог жить спокойно и предаваться развлечениям. Пока его законная супруга томилась в Брюсселе, в Блуа его дожидалась хорошенькая Луизон Роже, дочь местного мещанина.