Екатерина Глаголева - Людовик XIII

Мальчик ответил на все вопросы совершавшего обряд кардинала де Гонди, прочитал «Отче наш», «Богородицу» и «Верую» на латыни. Дофина, к большой радости отца, нарекли Людовиком в честь Людовика Святого, основателя рода Бурбонов. Впрочем, годом раньше, когда «Маманга» во время разговора о крестинах спросила воспитанника, как бы он хотел называться, «мушё дофин» (так он выговаривал «месье») сразу ответил: «Генрихом. Так зовут папу, я не хочу зваться Людовиком». «Мадам» получила имя Елизавета в честь своей крестной Изабеллы Австрийской, правительницы Испанских Нидерландов (крестного отца у нее не было вообще), а ее младшая сестра была названа Кристиной Марией в честь крестной Кристины Лотарингской и матери.

Король был тогда занят украшением столицы. В 1607 году был открыт Новый мост, соединяющий остров Сите с обоими берегами Сены (сегодня это самый старый мост в Париже). Три маленьких островка присоединили к западной оконечности Сите и построили там треугольную площадь, названную площадью Дофин в честь старшего сына короля. На левом берегу к Новому мосту вела улица Дофин, которую пересекала улица Кристины.

Генрих IV не делал различия между своими законными и незаконными отпрысками, которые росли все вместе в замке Сен-Жермен, «на вольном воздухе», навещаемые родителями по воскресеньям. Беарнец оттаивал там душой и искренне веселился, забавляясь с тремя детьми Габриэль д’Эстре (Вандомы), двумя — Генриетты д’Антраг (Верней), сыном Жаклин де Бюэй (Море), двумя дочками Шарлотты Дезэссар и шестью детьми королевы Марии. Известный эпизод, когда испанский посол застал его за игрой в лошадки (король ползал на четвереньках, катая на своей спине двух малышей), послужил сюжетом для картины Доминика Энгра. У королевы же родительские чувства были неразвиты, воскресные визиты были ей в тягость, и ее возмущали такие распущенность и фамильярность.

Надо сказать, что старший сын разделял ее возмущение. Он очень быстро понял, что принадлежит к «иной породе», и начал восставать против равного обращения. Генрих пытался с этим бороться. Однажды король приказал госпоже де Монгла, чтобы Людовик время от времени обедал за одним столом с Гастоном де Вернеем; дофин воскликнул: «Эй! Слуги не должны обедать вместе с господами!» Король настоял на своем, и на следующий день Людовик разделил трапезу с обоими детьми Генриетты. Когда отец спросил, почему же он сначала отказался подчиниться, сын ответил без обиняков: «Эй! Он же не мамин сын!» Король не сдавался и заставлял дофина проводить время не только с единокровными братьями и сестрами, но и с их матерями, хотя мальчик, несмотря на юный возраст, совершенно не заблуждался на их счет. Когда 2 мая 1608 года, гуляя по саду вместе с сыном, Генрих указал ему на графиню де Море и сказал: «Сынок, я сделал ребенка этой красивой даме, он будет вашим братцем», — Людовик покраснел и отвернулся, пробормотав: «Это не мой брат». Узнав же о рождении «братца» Антуана де Бурбона (будущего графа де Море), он возразил: «Это не папин сын!» — «А чей же?» — «Его матери». Отказался он признать и «сестрицу», рожденную графиней Роморантен, поскольку «она не вышла из маминого живота». Когда же один из слуг заметил ему, что король любит эту женщину, Людовик ответил: «Она шлюха, я ее не люблю». (Отметим попутно «изысканный» лексикон королевского сына.)

Людовику не исполнилось и семи лет, а в его голове уже сложилась четкая иерархия: «Я принадлежу к лучшей породе, как мой брат Орлеанский, мой брат Анжуйский и мои сестры. За ней идет порода братца Вандома (Сезара. — Е. Г.) и братца шевалье (Александра де Вандома. — Е. Г.), потом братец Верней и малыш Море. Он самый последний и стоит ниже дерьма, которое я только что сделал» (дофин в момент произнесения этой речи восседал на горшке).

Мальчик не случайно проводил параллели с породами собак: он прекрасно в них разбирался, поскольку часто получал в подарок от вельмож собак — испанской, австрийской, французских пород, в основном гончих, но также комнатных собачек, спавших у его ног прямо на постели; у Дундун и Эроара тоже были песики. О кошках врач не упоминает, однако известно, что в пять лет принц молил отца отменить варварский обычай сжигать кошек на Гревской площади (парижане видели в этих животных, особенно черной масти, приспешников дьявола). Но традиции очень живучи: кошачий вой раздавался на этом месте до 1619 года.

С шести лет дофин со знанием дела рассуждал о псовой охоте, поражая даже знатоков. В 1603–1606 годах Маргарита Валуа построила себе на левом берегу Сены особняк с большим садом и просторным парком, и дофин травил там зайцев. Когда он жил в Фонтенбло, его любимые Пато, Патло и Гризетта гонялись за лисятами прямо в галерее замка. 22 мая 1607 года, едва расставшись с детским платьицем, дофин впервые участвовал в королевской охоте на оленя и тогда же получил в подарок от принца Уэльского ручной мушкет и двух спаниелей. Всем премудростям псовой охоты его обучил флорентиец Франческо де ла Шиорина; затем главный королевский дворецкий принес ему книгу «Псовая и соколиная охота». К тому времени мальчик уже многое знал о ловчих птицах и ловко спускал с перчатки сорокопутов, охотясь на воробьев.

Принц рано привык к виду крови. В 1606 году, когда ему едва сравнялось пять лет, он присутствовал в Фонтенбло при популярном развлечении: схватке догов с быком и с медведями.

Таким образом, принц не рос в «башне из слоновой кости», от него не скрывали реальной жизни. Он с малых лет поражал взрослых рассудительностью и прямотой. Его не так-то просто было провести. Однажды, когда было очень жарко, Эроар сказал, что терраса нового замка расплавилась, на что дофин возразил: «Э, это вы только так говорите, чтобы я туда не ходил».

Однако его надо было приучать к политике и притворству, что иногда означало одно и то же. В августе 1605 года часовню обили черной материей, чтобы отслужить заупокойную мессу по Генриху III. Людовик, находившийся в возрасте «почемучек», забросал окружающих вопросами. Ему объяснили, что он должен молить Бога за покойного короля, но при этом скакать и резвиться, поскольку, если бы король был жив, его самого, возможно, не было бы на свете, и уж во всяком случае он не был бы наследником французской короны.

За его образование вплотную принялись в марте 1608 года. Первым воспитателем дофина стал поэт Воклен дез Ивто, ранее состоявший при Сезаре де Вандоме. Первый урок заключался в том, что следует почитать Бога и Церковь, отца и мать. Затем семилетнему мальчику велели штудировать «Иудейскую войну» Иосифа Флавия, что было ему явно не по возрасту; на вопрос учителя, следует ли призывать священнослужителей в Королевский совет, он честно ответил: «Не знаю». В некоторых вопросах наставник оказался профаном — Эроар порой исправлял его ошибки в переводах с латыни на французский. Неудивительно, что ученик довольно рано начал проявлять самостоятельность мышления.