Петр Чайковский - Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

У меня третий день болит голова, но я не хочу уже откладывать писать Вам, так как не знаю, когда она пройдет. Я, вероятно, скоро уеду за границу, куда-нибудь к морю, подышать морским воздухом, но это будет не надолго, потому что к 1 сентября я должна быть опять в Плещееве, чтобы взять к себе Сашиных детей на время ее разрешения, которое должно произойти в конце сентября. Для этого она приедет в Москву, а я возьму детей к себе в Плещееве, и так как по этому случаю мне придется остаться в России до октября месяца, то я и хочу проехаться теперь, потому что я давно уже не путешествовала летом, и к тому же мне, как человеку нервному, очень трудно просидеть полгода на одном месте. На днях у меня был Володя, который вернулся из Аахен. Вид у него хороший, но, конечно, летом все люди чувствуют себя лучше, а вот что скажет зима.

Я вижу, дорогой мой, что Вы не получили моего последнего письма в Париже; вероятно, оно уже не застало Вас там. В этом письме я, между прочим, спрашивала Вас, какого размера наследство, которое получил Лев Васильевич от двоюродного брата. Есть ли что-нибудь еще, кроме гродненского имения, есть ли капитал и как велико гродненское именье; ведь, говорят, он очень был богат?

Очень интересные знакомства Вы сделали в Париже, дорогой мой. А мой приятель Colonne оказывается каким попрошайкою. Конечно, он недаром плакался перед Вами на свою бедность и, я думаю, врал, потому что его же концерты всегда полны.

Как я живо сочувствую Вашему ощущению при просмотре партитуры “Дон-Жуана”. Да, Моцарт был земной ангел. Будьте здоровы, мой милый, несравненный друг. Всею душою всегда Вас безгранично любящая

Н. ф.-Мекк.

С. Майданово,

8 июля 1886 г.

Милый, дорогой друг мой!

Ради бога, простите меня. Письмо, в коем Вы меня спрашивали о размере полученного Львом Васильевичем наследства, я получил в Париже перед самым моим отъездом и собирался ответить Вам, когда получу об этом предмете более точные сведения, и забыл предупредить Вас о том, что отвечу позднее. Теперь, хотя и прежде я знал приблизительно размер состояния покойного, я могу с большей уверенностью ответить Вам, что он никогда не был богат, но имел весьма порядочное имение, купленное им в Гродненской губернии в то время, когда служащим в Западном крае лицам делались всякие льготы ради руссификации края. Впоследствии он завел в нем порядочное хозяйство. Капиталов не имел никаких. Будучи очень переменчивого характера, он часто менял свои завещания, и их в настоящее время в Гродно имеется несколько. Так как в последнее время покойный сердился на Льва Васильевича за то, что он не исполнил какого-то каприза его, то думали, что, быть может, в Париже есть еще новое завещание, лишающее Л[ьва] В[асильевича] наследства, но такового не оказалось. Таким образом, имение его перейдет в собственность Л[ьва] В[асильевича] и значительно увеличит его средства (оно, если не ошибаюсь, может приносить тысяч пять-шесть дохода), но не сделает его богатым. Сестра пишет мне, что французские родственники покойного требуют от Л[ьва] В[асильевича] большую сумму за то, что они в последние месяцы будто бы содержали и лечили его на свой счет. Бывший же камердинер его, француз, предъявил на Л[ьва] В[асильевича] иск в несколько тысяч рублей, которые будто бы истратил на поддержание хозяйства в имении и не успел получить их с умершего. Впрочем, в Каменке до сих пор еще не знают подробностей о размере унаследованного имущества, ибо завещание еще не вскрыто и не утверждено. Когда все разъяснится в точности, я сообщу Вам.

Милый друг! Я не буду пить воды Виши в деревне, ибо для успешного действия вод прежде всего нужно ничего не делать, а я теперь не могу не работать. Здоровье мое настолько хорошо, что можно еще подождать немного и будущей весной уже специально поехать лечиться на месте, и не имея никакой работы, требующей спешности.

Работа моя, слава богу, идет хорошо. Вырезку из английской газеты, присланную в Париж, я получил уже здесь. Премного благодарен Вам за нее.

Мне бы хотелось знать, дорогая моя, как идут музыкальные занятия Владислава Альбертовича. Когда он будет иметь свободную минутку, рад буду получить письмо от него.

Если Вы хотите купаться в одном из южных морей, то позвольте рекомендовать Вам Palavas, около Montpellier, в коем я был в 1876 году. Там качества воды и дна превосходные.

Дай бог Вам всякого благополучия, милый друг мой.

Ваш до гроба П. Чайковский.

Плещеево,

13 июля 1886 г.

Милый, дорогой друг мой! В эту субботу, девятнадцатого числа, я выезжаю за границу, на Рейн, на этот чудный Рейн, о котором мечтаю с самого начала лета. Я сделалась таким цыганом, что не могу уже просидеть полгода безвыездно на одном месте, а так как в нынешнем году я приехала в Россию в начале апреля и пробуду до начала октября, то это мне не по нервам, поэтому я и предпринимаю маленькое путешествие налегке и на короткое время, на один месяц, приблизительно, так что в конце августа я вернусь опять в Плещееве и тогда пробуду здесь до октября. Эта неделя у меня очень суетная, потому что будут приезжать многие из своих по делам, так как я уезжаю. Погода у пас отвратительная; вероятно, и у Вас такая же. Ежедневные дожди портят сено и не дают убирать его, а для меня это очень невыгодно, так как всё мое хозяйство есть только травосеяние. Очень Вам благодарна, дорогой мой, за сообщение мне некоторых деталей насчет наследства, полученного Львом Васильевичем. Как, однако, трудно даже наследство получить, везде у людей разгораются глаза на чужую собственность, всегда хотят эксплуатировать чужую удачу; по, вероятно, это все уладится благополучно.

Очень, очень благодарю Вас, милый друг мой, за Ваше внимание к моему protege Владиславу Альбертовичу, но он, бедный, теперь так расстроен нервами, что музыкальные занятия его совершенно пропали. В нынешнее время нервы людей - это злоба времени, это - болезнь века, и вот он, бедный, делается жертвою этой жестокости судьбы, впадает в ипохондрию, прячется от людей, и при таком состоянии, конечно, невозможно никакое усидчивое занятие. Я даже не могу и передать ему Вашего милого, доброго внимания, потому что он и так всё мучается, что ничего не делает; но это, конечно, не относится к моим делам; в моих делах он делает всё, что надо, потому что они не требуют усидчивости, а, напротив, - движения и быстроты. Теперь мы едем за границу впятером: я, Юля, Милочка, Влад[ислав] Альб[ертович] и русский студент Махотин, который у меня в доме для занятий с Милочкою. Остаются в Плещееве Сашок с женою, Макс, еще студент, который занимается с Максом, и гувернантка Юлия Францевна, о которой я Вам уже писала прежде.