Петр Чайковский - Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк

Всё это теперь только я, как следует, сообразил, и в настоящее время положение дел такое. Для того, чтобы исполнить мое намерение и впоследствии не раскаяться в нем, нужна громадная сумма денег. Если б я и мог ее достать, то лишь ценою или страшных материальных затруднений или же нравственных терзаний. Таким образом, я перестал относиться к этому делу по-детски, с каким-то ребяческим увлечением. Завтра еду в Москву. Переговорю с Юргенсоном, с Соколовым, узнаю, возможно ли уговорить г-жу Голикову уступить в ее требованиях, узнаю, какой суммой денег могу распоряжаться, никого не отягощая и не наживая самому себе будущих затруднений, узнаю в точности, что может стоить постройка и устройство дома, и затем, основательно всё сообразивши и обдумавши, приму решение, о котором и извещу Вас, дорогая моя, телеграммой.

Планы мои насчет зимы такие. “Чародейка” пойдет в Петербурге в конце октября. Вскоре после того я должен ехать в Тифлис, где дал слово присутствовать на первом представлении той же оперы. В январе я приглашен дирижировать двумя концертами из моих сочинений в Вене и Гамбурге. Февраль и март я предполагал провести в Париже, где мой издатель Маккар собирается устраивать концерты с моим дирижерством. Лишь весной я вернусь домой.

25 сентября.

Был в Москве, останавливался в Вашем доме и спешу поблагодарить за оказанное гостеприимство.

После долгих бесед с моими поверенными и спокойного обсуждения дела, я решил не покупать у г-жи Новиковой земли и не строить дома. Я ясно увидел, что это повлекло бы меня к громадным финансовым затруднениям. Теперь у меня является новая надежда. Продается прелестное имение на берегу Москвы-реки, с парком, лесом и т. д. Принадлежит оно богачу Хлудову. Если Юргенсону удастся уговорить его продать мне это имение в рассрочку, то, быть может, мое желание быть собственником осуществится. Вчера я получил, уже тотчас по приезде, депешу от Юргенсона, что Хлудов соглашается на рассрочку, но всё-таки очень для меня отяготительную. Но надежда еще не потеряна. На случай, что это дело состоится, я и решился воспользоваться Вашим позволением попросить у Вас бюджетную сумму вперед и телеграфировал Вам о том. Умоляю Вас не сердиться за то, что я утомляю и беспокою Вас своими делами. Даю Вам слово, что, если дело с Хлудовым не состоится, я перестаю хлопотать и мечтать о приобретении земли.

Ваше нездоровье больно огорчает меня; мне очень совестно, что я беспокоил и утруждал Вас.

21 сентября бедный мой друг Н. Д. Кондратьев скончался. Двадцать пятого начнутся в Петербурге репетиции. Будьте здоровы, дорогой друг, и простите меня, ради бога.

Ваш П. Чайковский.

Мне ужасно как-то стыдно и совестно перед Вами. И без того Вам тяжела, a я еще пристаю, с моими просьбами.

С.-Петербург,

1 октября [1887 г.]

Милый, дорогой друг мой!

Третьего дня я приехал в Петербург, а сегодня получил письмо Ваше и в одно время с ним письмо Юргенсона. Последний извещает меня, что Александр Филаретович был у него, расспрашивал о моих делах и затем обещал принести чек, о коем Вы пишете. Таким образом, я уже могу теперь известить Вас о получении чека и затем без конца благодарить, благодарить и благодарить Вас. Но вместе с тем я снова прошу у Вас прощения за беспокойство. Только теперь я вижу и понял всю значительность причиненных Вам тревог. Вы нездоровы, Вы обеспокоены Вашими семейными делами, Вы озабочены состоянием бедного Влад. Пахульского, наконец, Вы за границей, а не в России, - и я в такое время являюсь с моей просьбой, в исполнении которой я заранее бы мог предвидеть неудобства и формальные затруднения. И досаднее всего, что вся моя грандиозная затея оказалась пуфом. Судя по всему, и с Хлудовым дело не устроится. Я отрезвел от увлечения, но надолго у меня осталось чувство некоторого стыда и недовольства самим собою; я глубоко раскаиваюсь в ребячливой непрактичности, которую проявил в данном случае столь осязательно. Еще и еще прошу Вас извинить меня.

Вчера у меня была первая оркестровая репетиция. Я, как водится, очень волновался, но обошлось всё очень благополучно. Артистами и, особенно, заботливостью, с которой отнесся Направник к разучению оперы, я очень, очень доволен. Усталость от петербургской суеты уже начинает давать себя чувствовать.

Я буду от времени до времени писать Вам, дорогой друг, о ходе постановки моей оперы и после первого представления буду телеграфировать Вам. Вас же прошу и умоляю не давать себе труда писать до тех пор, пока, бог даст, здоровье Ваше совсем окрепнет.

Будьте, ради бога, здоровы! Мне очень горько думать о том, что нервы Ваши так расстроены. Благодарю Вас бесконечно за всё!

Ваш П. Чайковский.

В прошлом письме я, кажется, известил Вас, что мой друг Кондратьев скончался. Он умер покойно, без агонии.

Женева,

17/29 октября 1887 г.

Милый, дорогой друг мой! Мне очень хотелось написать Вам, но я не знаю Вашего петербургского адреса и потому поручаю сыну Максу доставить Вам это письмо через Модеста Ильича. Меня ужасно радуют все приглашения, которые Вы получили за границу, и мне очень хотелось бы знать, каким Обществом Вы приглашены в Вену, так как там их есть несколько. Не откажите, дорогой мой, написать мне это, а также и какие из Ваших сочинений предполагается исполнять. Мы очень, боимся, - я говорю мы, потому что и Владислав Альбертович очень беспокоится о том, что Вам придется много выстрадать в Париже за исполнение Ваших произведений, потому что эти французы уж такой немузыкальный народ и при этом самовлюблены и самообольщены до бесконечности. Дай бог, чтобы везде было хорошо и приятно для Вас, а я ужасно рада, что Ваши сочинения делаются неё более и более известными за границею. Жду с большим нетерпением известия от Вас о первом представлении “Чародейки” и благодарю горячо, милый, добрый друг мой, за обещание дать известие.

Насчет покупки собственности я всеми силами души желаю, чтобы Вы устроили себе уголок, и скажу, что очень, очень одобряю то, что Вы не решились сами строиться, потому что это Вас замучило бы: нет более неопределенного и неизвестного расхода, как постройки, и более раздражающего нервы занятия, как возня с ними. Если я приеду еще в Россию весною, то, быть может, я Вам укажу именьице, а теперь ведь всё равно к зиме Вам и бесполезно. Будьте здоровы и покойны, берегите Ваши нервы, мой милый, горячо любимый друг. Влад[ислав] Альб[ертович] часто мне играет “Евгения Онегина” и “Орлеанскую Деву”, и что это за прелесть, в каком я бываю восторге, этого и выразить нельзя. Всею душою Ваша

Н. ф.-Мекк.

С.-Петербург,