Виктор Франкл - Воспоминания

Кто со мной пытается спорить, не обрадуется: я всегда сумею посмеяться над ними, причем публика будет на моей стороне.

Вошли гитлеровские войска — и все наперекосяк: визу мне больше не давали, в итоге предложили возглавить неврологическое отделение в клинике Ротшильда, и я согласился: эта работа давала хотя бы частичную гарантию, что меня и моих состарившихся родителей не отправят в концлагерь.

В клинике Ротшильда я смог, даже в такой напряженной ситуации, продолжить научную работу. Одно время случалось до десяти попыток суицида за день — еврейское население Вены совершенно пало духом. И в тех случаях, когда терапевт, то есть в первую очередь профессор Донат, отказывался от пациента как от безнадежного, я вводил различные стимуляторы внутривенно, а если это не помогало, то и интрацистернально [60] То есть в подпаутинное пространство головного мозга. — Прим. ред. . Посреди войны с одобрения референтов еврейского отдела Национал-социалистической ассоциации врачей была опубликована в швейцарской Ars Medici моя статья об этих опытах.

Мне удалось даже усовершенствовать известную технику подзатылочного прокола — пункции, которая помогала устранить вполне конкретную опасность. Я первым обратил внимание на эту проблему и, наконец, решился в тех случаях, когда интрацистернальная инъекция не давала эффекта, проводить трепанацию черепа и вводить лекарство непосредственно в боковой желудочек, одновременно дренируя четвертый желудочек с помощью подзатылочного прокола: так лекарство мгновенно попадало в водопровод среднего мозга и начинало благотворное действие в прилегающих к этому водопроводу жизненно важных центрах. Пациенты без дыхания и пульса в результате жили еще два дня: гипервентиляция начиналась на операционном столе.

Следует учесть, что я видел эти хорошо известные операции только в медицинском учебнике Dandy [61] Учебник Дэнди назван в честь основного автора, американского нейрохирурга, помощника Кушинга. — Райх, главный хирург больницы Ротшильда, отказался их проводить, а профессор Шонбауэр вовсе не впускал меня в свою клинику, когда он сам или его сотрудники проводили операции на мозге.

Но я так набил руку на этих операциях, что мечтал уже о настоящей, полномасштабной трепанации. Смотритель операционного зала в больнице Ротшильда (он прежде много лет работал при Шонбауэре) поверить не мог, что у меня не было прежде хирургического опыта.

Моя ассистентка доктор Раппапорт считала неправильным возвращать к жизни людей, которые пытались покончить с собой. Настал день, когда сама госпожа Раппапорт получила предписание о депортации. Она предприняла попытку суицида, была доставлена в мое отделение, я ее откачал, и в итоге ее депортировали.

Уважая решение человека, вознамерившегося покончить с собой, я требую, однако, уважения и к моим принципам, а они гласят: спасать, пока я могу. Лишь один раз изменил я этому принципу. Престарелые супруги решили вместе уйти из жизни. Их доставили к нам в больницу. Жена была уже мертва, муж умирал. Меня спросили, пущу ли я и в этот раз в ход крайние меры, чтобы оживить его. Я не смог, ибо спросил себя: неужели я готов взять на себя такую ответственность, вернуть этого человека к жизни лишь затем, чтобы он мог присутствовать на похоронах жены?

Такой же подход я считаю правильным по отношению к неизлечимо больным людям, которым жить осталось недолго, а страдания их велики. Разумеется, и эти страдания — еще один шанс, последняя возможность для человека реализоваться. Следует с величайшей деликатностью указать больному на эту принципиальную возможность, но требовать такого подвига в пограничной ситуации можно лишь от одного человека — от себя самого. Столь же спорным кажется мне и высказывание, будто всякий предпочел бы отправиться в концлагерь, нежели склониться перед нацистами. Может, и так, однако рассуждать об этом вправе лишь тот, кто рисковал собой, а не давал советы из безопасного далека. Со стороны просто судить о поступках других людей.

Трагическое положение венских врачей-евреев при Гитлере не было, конечно же, лишено и трагикомических черт. Многие евреи были уволены из отделения неотложной помощи, их места заняли молодые приверженцы нацизма, по большей части не имевшие нужного опыта, — только этим можно объяснить вопиющий случай, когда юный врач объявил доставленную в больницу Ротшильда пациентку мертвой. Ее отвезли в прозекторскую, и там она не только очнулась, но и расшумелась так, что ее пришлось привязать к каталке и в таком виде перевезти в терапевтическое отделение. Нечасто приходится возвращать пациентов из морга в отделение!

Некоторую смехотворность обнаруживаю я и в инциденте с молодым человеком, которого мне удалось с помощью лекарств избавить от тяжелых приступов эпилепсии. К сожалению, вместо этих приступов у него появились так называемые эквиваленты, припадки агрессии. В одном из таких припадков он остановился посреди тогда еще населенного евреями второго округа, в Леопольдштадте, прямо на Ротенштернгассе, и принялся во всеуслышание бранить Гитлера. Я тут же отменил курс лекарств, и у него случился рецидив, то есть повторный эпилептический приступ, зато он избавился от гораздо более опасной для жизни склонности ругать Гитлера.

Петцль, который не был антисемитом, нацепил, однако, в качестве кандидата в партию значок НСНРП [62] Национал-социалистическая немецкая рабочая партия — политическая партия в Германии, существовавшая с 1920 по 1945 г., с июля 1933 по май 1945 г. — правящая и единственная законная партия в Германии. — Прим. ред. , но с величайшей отвагой продолжал помогать мне и моим еврейским пациентам — других я принимать уже не имел права. Он наведывался ко мне в еврейскую больницу, чтобы организовать перевод пациентов с опухолью мозга в хирургическую клинику университета. Более того, с его помощью мы саботировали предписанную национал-социалистическими властями эвтаназию душевнобольных.

Я раздобыл в еврейском доме престарелых пару коек с решеткой. Гестапо следило за неуклонным выполнением предписания, согласно которому размещать душевнобольных в доме престарелых категорически запрещалось. Я обошел это правило и при этом уберег от неприятностей руководство дома престарелых, но сунул в петлю собственную шею: я выписывал медицинские справки, согласно которым шизофрения превращалась в афазию, то есть в «органическое заболевание мозга», а меланхолия — в бред, вызванный лихорадкой, то есть опять-таки это не был «психоз в собственном смысле слова». Стоило поместить пациента в дом престарелых на кровать с решеткой, и появлялась возможность по необходимости лечить шизофрению в открытом отделении кардиазоловым шоком [63] Быстрое введение кардиозола, вызывавшее эпилептический припадок, использовалось при лечении шизофрении. и проходить фазу депрессии без риска самоубийства.