Сергей Миров - Это «Секрет»? Игра в «Битлз»

Уж не знаю, какие аргументы были пущены в ход, но волшебник Юхан Пруул прилетел уже к вечеру и умудрился на всем этом сделать удобоваримый звук. И уже после этого звезды встали так, что он стал штатным звукорежиссером «Секрета».

Уж Вы здесь простите меня, уважаемый, я просто запутался, как писать Ваше имя – Юхан, Йохан, Йоханнес, да и с фамилией непонятки: Пруль, Пруул, Прууль?

Это и есть Иохан Пруал

(так тоже пишут)

Все ребята по-разному произносят!

Но давайте вернемся к содержанию новой записи. Для меня осталось загадкой, почему Забл и Мура даже не поборолись за свой вклад в новый альбом. Да и песни «Ленинградское время», «Блюз бродячих собак» и «Беспечный ездок» по тематике достаточно сильно вываливаются из основного «секретного» направления. Они совершенно бунтарские, правда?

Причем за их авторством откровенно проглядывается темперамент Фомы, который через два года, уже в составе трио, продемонстрировал себя еще ярче, но об этом мы поговорим потом.

Макс:

– Знаешь, вот в этих песнях – вся соль той ситуации! Мы повзрослели, нам всем хотелось писать современно, как тогда писали Нофлер, Спрингстин, Джоэл: остро, жестко. Не было кого-то одного, инициировавшего их написание, это просто музыка изменилась, она сама требовала таких текстов, ибо время такое пришло. Жесткое. И ты не прав, что вся наша аудитория осталась с нами. Не вся. Зрители продолжали ждать от «Секрета» беззаботности, веселья и позитива. А кактогда было писать «позитив», ты вспомни?

Фома:

– И ты не прав, что нет аналогии с битлами! С «Двойным альбомом» у них вышло то же самое! Большинство людей, которые их любили, оказались просто не в состоянии воспринимать такую сложную музыку, и у нас та же хрень случилась: фаны от нас продолжали тащиться по привычке, но уже ни фига не понимали! Про социальность текстов я, кстати, полностью с Максом согласен, но из песен, которые ты тут назвал, «Ленинградское время» – чисто его. А в каком году-то мы второй альбом писали, в 1989-м?

Таллинская студия.

Забл мотает, Фома рулит, Мура стучит, Макс поет

Я:

– Нет, Коля, в 1988-м.

Фома:

– Черт, ни хрена уже не помню. А песни Забла и Муры… Они же тогда просто не принесли ничего приличного… Хотя Мура написал классную «Она так любит», но почему ее нет на альбоме, я тоже не помню.

Забл:

– А как мы могли бороться-то? К тому времени наши «Леннон-Маккартни» уже вовсю рулили процессом. Как было встрять-то? Чего ни принеси – все говно.

Макс:

– Да, жалко, что в альбом не вошли, скажем, «Арина-балерина» и очень милая Лешкина песня «Она так любит». Жалко, но я совершенно не помню почему.

Мура:

– А я тоже не знаю, почему ее не включили. Это даже не обсуждалось, наверное, потому, что никому и в голову не пришло, что я могу что-то ценное для альбома принести. А еще вот они для меня написали полную хрень «Букетик незабудок», на концерте-то я ее пел. Назначили. Но ведь не на альбом же было ее вставлять? Понимаешь, тогда у нас возникла какая-то магия фамилий «Леонидов-Фоменко», как «Леннон-Маккартни». И все. Чьи-то другие песни просто не обсуждались, а мы с этим никогда и не спорили. А зачем? Песни-то они хорошие нам писали!

А тут уже совсем Let It Be…

Фома:

– Концептуального подхода к этому альбому тоже не было, но вошло не все, это я помню. Ну, мы же не собирались расходится-то… Вот и оставили немного песен на третий альбом, а потом затянули как-то… Гастроли, театр, «Король рок-н-ролла» этот хренов… А Макс из того запаса несколько наших с ним песен на свой сольный проект потом взял. Разрешения, кстати, не спрашивал.

Макс:

– Концепции у альбома никакой не было, просто мы ощутили слишком много разных влияний, впечатлений и увлечений, так что альбом вышел очень эклектичный… Да знаешь, собственно, тогда «Секрет» и закончился, наверное!

Оп-па! На этой фразе я немного опешил и потерял дар речи в разговоре, ибо до этой темы нам было еще далеко, но Макс «сыграл на опережение». Видимо, у него в этот день было такое «самокопательное» настроение.

Ну, а дальше с записанным альбомом все было уже просто, ибо «Мелодия» знала, что прекрасно все продаст.

Фома:

– Уже потом мне сказали, что общий тираж нашего прошлого альбома перевалил за 5,5 миллионов, и все было вполне предсказуемо. К тому же в 88-м году уже замаячили серьезные перемены, и поэтому никаких проблем с худсоветом и тиражом у нас не было.

А что, спросите вы, за полных пять лет напряженной концертной и гастрольной работы никто из секретов не болел? Конечно же, случалось всякое, но должен заметить, что сцена – лучший доктор.

Однажды во Фрунзе (так в эпоху всеобщей справедливости назывался Бишкек) за полчаса до выхода на сцену у меня 38,8! Но делать-то нечего, народ уже в зале. Перед третьим звонком меряю температуру еще раз, а там 36,7. И так бывает практически со всеми!

Помню, как на гастролях по Краснодарскому краю Михаила Боярского с острым панкреатитом из города в город возили на «скорой помощи», сразу же клали в больницу, а к началу концерта он выходил на сцену, улыбался и отрабатывал полное отделение.

А потом – опять под капельницу.

Но, конечно же, возможны и ситуации, в которых без замены не обойтись. В англоязычной музыкальной терминологии даже есть специальный термин sideman, то есть – «сторонний человек».

Среди музыкантов, не слишком хорошо знающих английский, даже бродила шутка, что есть такой уникальный человек, мультиинструменталист Изя Сайдман, который в трудный момент приходит на помощь группам, где заболел, внезапно умер или запил тот или иной музыкант…

Но не все знают, что летом 1964 года перед началом гастрольного тура с острой фолликулярной ангиной и высокой температурой в больницу попал Ринго Старр, и группа «Битлз» была вынуждена воспользоваться услугами сайдмэна.

Харрисон предлагал отменить гастроли, но Брайан Эпстайн с арифмометром в руках прикинул, что это удовольствие будет для них слишком дорогим, и Джордж Мартин предложил на замену довольно милого и профессионального Джимми Никола. Он прекрасно отработал с битлами на концертах в Дании и Голландии, а в Австралии их уже догнал выздоровевший Ринго.