Владимир Конев - Прокляты и забыты. Отверженные Герои СССР

— Шесть годов мы, Йожичка, ожидали и дождалися, — шептала мамочка дрожащими от волнения губами. — Каждый день мы все за тебя молились и знали, что вернешься. Мы тобой гордимся, ты настоящий из Ходов и доставил нам большую радость!

И снова слезы счастья и гордости. И сегодня, после десятилетий, воспоминания об этих пережитых минутах волнуют меня, и не стыжусь я слез».

Известие о приезде Буршика разнеслось со скоростью молнии и вызвало в селе суматоху. Почти все мужчины и женщины бросили работу, и с полей поспешили к дому его родителей. Объявились и музыканты, и настоящий деревенский оркестр взялся «наяривать пО-настоящему» и через минуту перед домом все выглядело, как будто и не было долгого пути. Веселью и восторгу не было конца. Каждый протягивал руку, каждый ее хотел пожать и приветствовать. Видел Буршик в глазах односельчан гордость за него.

В разговорах он узнал, что за время войны земляки слышали о нем из передач заграничного радио. Неожиданно образовалась импровизированная демонстрация, офицера попросили в голову колонны и все вместе направились к памятнику павших в годы 1-й мировой войны. Появились и цветы, и Буршик по просьбе сельчан обратился к ним с речью.

«Дорогие родичи, — начал он, — спасибо вам всем, постряковцам и людям из окрестностей. И при прошедших самых тяжелых битвах я о вас вспоминал и беспокоился о вас, за вашу жизнь. Особенно при гитлеровцах, когда мы все узнали о массовых казнях чешских патриотов. Тогда нам было за границей очень грустно. Видел я большое количество районов мира, узнал я много интересных земель и людей, но верьте: повсюду хорошо, дома лучше всего!»

И дальше он уже не мог говорить… К счастью, начал оркестр играть Чехословацкий гимн.

Встретился Буршик со своими товарищами Пепи-ком Капицою и Штефаном Холем, которые вместе с ним бежали в Польшу. Их дороги позже в СССР разошлись, так как оба они транспортами попали в чехословацкую воинскую часть на Среднем Востоке. Штефан потом выехал в Великобританию, где был зачислен в состав чехословацких ВВС, прошел очень трудную летную подготовку в Канаде и на Родину возвратился летчиком. Позже Буршик был у него на свадьбе за свидетеля.

Веселье только начиналась. Музыканты приходили и играли весь день, даже окна звенели. «И тогда, — вспоминал Буршик, — представьте деревню длиной два километра, двести восемь построек и около двух тысяч жителей. Повсюду царили искреннее веселье и восторг. Девчата все снова надели пышные красочные, пестрые ходские костюмы. Танцевали по селу все, веселье достигло кульминации в большом зале в ресторане «У станции». Был я ужасно утомленным, но окончания все не давали. Все мы, млад и стар, танцевали до светлого утра. И второго дня после небольшого перерыва все долго скрываемое веселье вспыхнуло заново. Это было как сон».

Но возможности праздновать долго Буршик не имел, ведь его ждала служба. На следующий день он попрощался и поехал обратно в Прагу.

В скором времени Буршик сдал служебную квартиру в Праге и уехал к новому месту службы в Моравскую Остраву, где стояла 1-й танковая бригада.

Довольно часто встречаясь в то время с фронтовыми товарищами, он выяснил, что все они, бывшие офицеры из группы «пахарей», оставшиеся в армии, имеют одинаковые проблемы. Главная из них состояла в том, что у них практически не было никаких перспектив в служебном росте. В мае — июне 1945 г. в Чехословакии были восстановлены все довоенные формирования, а соединения 1-го Чехословацкого армейского корпуса были вкраплены в них «сверх штата». Их сокращали в первую очередь. Должности командиров соединений и частей, а также штабные должности заняли офицеры с довоенным стажем. Одному из «пахарей», занимавшему на фронте должность начальника оперативного отделения бригады, предложили идти командиром роты, что было явным понижением.

Наконец семь «пахарей», в том числе и Буршик, договорились и одновременно написали рапорта об увольнении с военной службы. Всех их вызвали «на ковер» к министру народной обороны Л. Свободе, который настоял на том, чтобы они продолжили службу как профессиональные военные. Отпустили только одного, у которого были сложные семейные обстоятельства.

Буршик получил довольно перспективное назначение на должность заместителя командира 1-й танковой бригады и с головой окунулся в повседневные обязанности. Расквартирование, снабжение, пополнение^ планы по технике, планы по боевой подготовке, дисциплина. Реорганизация бригады и передислокация ее на новое место — до Высокой Мути.

Мирная жизнь все более стала поглощать бывшего воина. Исчезало напряжение, вызываемое усталостью и опасением за свою жизнь, куда-то в глубь памяти уходила печаль о погибших товарищах. В память о войне нателе отметки от нескольких ранений, ожоги, полученные в горевшем танке.

Йозеф Буршик вспоминал: «Боже мой, как мы радовались Победе, как каждой своей клеткой ощущали в те дни завоеванную нами свободу! Вот на свободе-то мне и пришлось обжечься. Знаете, я всю свою сознательную жизнь был убежденным социал-демократом — и до войны, и после нее, да и сейчас. Идо того «обнаглел», что выставил в 1946 г. свою кандидатуру в парламент. Представляете, что тут началось: Герой Советского Союза и… социал-демократ! Чего мне только не сулили — лишь бы вступил в компартию. Я же стоял на своем».

Буршик счел предложение политорганов несерьезным. Менять свои социал-демократические убеждения на четвертом десятке в угоду политической конъюнктуре? Это не для него. Одного из назойливых агитаторов он трижды выставлял из своей квартиры.

Что же, раз так, тогда «не для него» будет и многое другое — так, видимо, решили где-то наверху. И он начинает отставать в служебном росте от «кабинетных бойцов».

В свободное от службы время сколотил Буршик в бригаде неплохую футбольную команду. Играли футболисты-танкисты так, что вскоре получили предложение от прославленного спортивного футбольного клуба «Славия». Буршик уже предвкушал, как они снимут «скальп» со столичных футболистов, но результат матча оказался не в пользу его команды: 10:0. Несмотря на поражение, стали поступать предложения и от других команд. Полученный урок пошел на пользу, и бойцы самозванного «импресарио» Й. Буршика почти не имели поражений. С ними он объездил почти всю республику. Сыграли даже как-то с американцами.

Между тем, созданные в чехословацкой армии по подобию Советской Армии политические органы внимательно следили за службой штабс-капитана Буршика. В конце концов его вызвали на беседу, где ему были предъявлены следующие обвинения: часто в местных гостиницах показывался с солдатами действительной службы, критиковал перед ними порядки в части, из-за болезни запустил службу. Серьезным обвинением было и то обстоятельство, что семейная жизнь офицера не выдержала испытание мирными буднями. Женился он еще в начале 1945 г. на фронтовичке, но, и как многие другие подобные браки, этот союз вскоре дал трещину.