Вероника Севостьянова - Про меня и Свету. Дневник онкологического больного

У нас со Светой сегодня юбилей. Ровно год назад, 8 апреля мы с ней впервые увидели друг друга около кабинета моего хирурга. И потом полгода были почти неразлучны. Вместе участвовали в качестве подопытных в испытаниях нового препарата, вместе ежедневно сдавали кровь, вместе весело хихикали на сеансах химиотерапии, вместе обзванивали аптеки в поисках лекарств. Помню, вены тогда у нас уже совершенно отказывались работать, потому что столь частые уколы еще никому не были на пользу, но подопытных, как известно, редко спрашивают об их желаниях и возможностях.

А потом нас развели по разным врачам. Я ушла к своему любимому хирургу, а Света так и осталась в Железнодорожной больнице. Мой первый лечащий врач из Железки до сих пор периодически спрашивает у Светы: “Ну как там ваша подружка?” А мы со Светой по-прежнему созваниваемся почти каждый день. “Так, – иногда начинает разговор Света с серьезных тем, – расскажи-ка, что мне там прописали?” – и зачитывает по телефону каракули врачебного почерка. В отличие от меня, Света изначально твердо решила, что не будет изучать медицинские книги и блуждать в поисках информации по просторам Интернета. Ее формулировка проста: “Врачи должны меня лечить, а я должна лечиться”. Но иногда и ее разбирает любопытство – мол, а что же там они снова понапридумывали, – и тогда она задает эти серьезные вопросы мне.

“Мне начинают девятую химию”, – сказала месяц назад мне Света. Впрочем, я тогда уже писала об этом. И даже ругалась на онкологов страшными словами. Потому что за неделю до этого назначения Свету отпустили на перерыв. И мы вместе строили планы, как будем приводить в порядок свои организмы после суровых испытаний, а Светин муж благодушно смеялся: “Повезу вас, девчонки, вместе на курорт, будете моим гаремом”. И я добродушно усмехалась этим шуткам, и Света, радуясь жизни, смеялась в ответ. Но жизнь и врачи распорядились иначе.

“Так что это они мне тут напрописывали? – уточняла у меня Света. – Сказали, что этого препарата в больнице нет, надо самой покупать в аптеке, вот и название написали”. “Плохой это препарат, Света, – сказала я ей тогда. – Эта та химия, что в народе называют платиновой. И она еще противнее, чем наша с тобой красная”. Но Света решила, что и это переживет. Противорвотное купила она не в таблетках, а в ампулах и резво колола их сама себе то в одно, то в другое бедро. А через две недели пошли у нее по всему телу синяки. Кровь плохая. Не справляется организм с ядом. Вчера ей должны были платиновую химию повторить, но отложили из-за результатов анализа крови. Сегодня она снова сдала кровь. Завтра мы снова ждем результат. И скрещиваем пальцы на удачу, и надеемся, что врачи позволят продолжать лечение.

Созванивалась я сегодня и с Надей. С той Надей, с которой мы лежали в одной палате в хирургии. Все дни, что мы вместе провели в онкологической больнице, мы радовались с ней чудесной обстановке и общению друг с другом. Было приятно по вечерам тихонько пить вкусный чай из термоса, смотреть по ноутбуку заблаговременно закачанные фильмы и устраивать фотосессии с дренажами и в бинтах. Надя тоже сегодня повторно сдавала кровь. Она прошла пока только одну химию, но кровь ее уже сопротивляется и не хочет повторных издевательств. Ко второй химии неделю назад Надю уже не допустили. Завтра будет повторная попытка. И я снова скрещиваю пальцы и надеюсь, что и моей Надежде врачи позволят продолжать лечение.

За этот год я поняла главное: онкологический диагноз дал мне возможность на жизнь взглянуть по-иному. И то, что раньше казалось важным, сейчас вполне укладывается в формулу “суета сует”. И я готова повторить совершенно кощунственную фразу, которую, кажется, уже неоднократно произносила: “Болезнь научила меня быть более счастливой”. Диагноз рака щитовидки научил ко всему относиться философски. Диагноз рака молочной железы подарил такие яркие краски жизни, о которых я раньше даже не подозревала. Сейчас я суеверно скрещиваю пальцы, потом, как умею, помолюсь за моих девчонок и отправлюсь спать. Завтра мне снова к восьми утра в поликлинику. За последние два дня я обошла такое количество врачебных кабинетов, что кажется, я уже спокойно могла бы там жить.

Сегодня сдала документы на МСЭ. Именно такой аббревиатурой нынче называется та комиссия, что определяет степень инвалидности и которая раньше именовалась ВТЭК. У меня из-за этого переименования даже полнейшая путаница в голове произошла, когда я в разговоре с терапевтом все время слышала от нее “МСЭ” да “МСЭ” и никак не могла понять, о чем она вообще говорит, и не ругается ли это она таким загадочным образом на меня. Потом, конечно, залезла в Интернет и во всем разобралась.

Сбор документов для комиссии, кстати, оказался не таким уж трудным делом. Единственный совет, который я хотела бы дать на будущее, что подавать на комиссию лучше во время прохождения лечения и имея на руках больничный. При этих двух условиях придется и меньше анализов сдавать, и очередь на прием не отстаивать. А так мне после подачи документов назначили дату осмотра только на 24 мая, ровно через месяц.

Крови и мочи мне пришлось сдать втрое больше положенного. В одни и те же дни я сдавала анализы для МСЭ, проходила диспансеризацию и полугодовой обязательный для всех онкобольных осмотр, и все врачи почему-то хотели, чтобы я лично для них исследовала жидкости моего организма. Странно так, и совсем неэкономично. Тратились и мое время, и усилия медсестер и врачей, притом что все три осмотра я проходила в своей районной поликлинике. Да-да, после операции уже прошло полгода, и настало время для первого осмотра. На УЗИ все чисто, по анализам все чисто, маммограмму мне делать пока еще нельзя, рано.

Ну что же, кажется, все протекает нормально. Единственное, что меня беспокоит, это все растущая и растущая вширь правая верхняя конечность, как обзывают ее врачи, заполняя мои медицинские документы. В общем, правая рука, то есть рука с той стороны, где была опухоль и где из подмышки удалены лимфоузлы, по обхвату уже на семь сантиметров больше левой. Это, конечно же, некрасиво. Это к тому же неприятно, потому что все время ощущение тяжести в руке, как будто не выпускаешь из ладони полное воды десятилитровое ведро. И это еще мешает руке и полноценно функционировать. Пальцы сейчас так раздулись, что я даже была не в силах взять ручку, чтобы расписаться при сдаче документов на МСЭ. Но, впрочем, флеболог из поликлиники уже выписал необходимые для лечения таблетки и пообещал отправить меня на лимфодренажный массаж.

А Свете врачи отменили эти ужасные платиновые химии и отпустили гулять до сентября. И если четыреста дней назад мы со Светой думали, что судьба обделила нас, оставив нам для жизни меньше положенного времени, то сейчас, в преддверии скорого лета, я искренне радуюсь: “Светка, представляешь, тебе точно гарантировали еще не менее пяти месяцев”. И Света тоже радуется, потому что наше с ней летоисчисление уже давно потеряло свою первую составляющую, “лето-”. Мы теперь считаем время нашей жизни не годами, а неделями. Но при этом мы все равно почему-то счастливы.