Рина Зеленая - Разрозненные страницы

Включенные в программу театрализованные фрагменты кинофильмов, исполнявшиеся на арене стадиона участниками этих фильмов, всегда воспринимались с особым волнением.

Когда Григорий Мелехов выезжал на своем коне – Глебов сидел в седле прекрасно и пел, тихо, для себя, старую казачью песню, ехал шагом, задумавшись, с поникшей головой, опустив поводья, – стадион замирал. Абсолютная тишина. И только песня. И вдруг – взрыв снаряда, винтовочная пальба, лошадь шарахается, всадник едва справляется с ней и мчится вперед во весь опор. Постепенно выстрелы смолкают – Григорий ушел от погони. Он сворачивает на середину арены, где стоит казачья хата, и здесь встречается с Аксиньей (Быстрицкая). И они разговаривают, очень тихо. Но зрителям слышно все.

Огромное впечатление производило прощание матери с сыном из кинофильма «Баллада о солдате». Сын уходил на фронт, и они прощались навсегда. Шофер грузовика нетерпеливо сигналил, сын с трудом отрывал руки матери от своей шинели и вскакивал в грузовик. Машина уходила и исчезала в туннеле. Рыдала, упав на дорогу, мать, а вместе с ней плакали на трибунах зрительницы.

Снобы от искусства сразу приняли эти попытки создать новое зрелище в штыки: «Фи-и-и!.. Фу-у-у!.. Как это – играть на стадионе?»

И вот однажды директор концерта попросил выступить на Ленинградском стадионе имени С.М. Кирова меня. Я просто испугалась: ничего не получится! Голос ребенка нельзя форсировать, все исчезнет! Я не имею права!

Но просили ленинградцы, которых я так люблю – уважаю и люблю. Пусть лучше я провалюсь, но я поеду.

На стадионе шестьдесят тысяч зрителей и дождь, знаменитый моросящий ленинградский дождь. На эстраде хор, человек сто, должно быть, заканчивает песню. А потом я. Я готова.

Сначала меня сажают в громадную открытую машину (ЗИЛ, что ли?), и она медленно едет мимо трибун по беговой дорожке. В машине я стою и не падаю. Сколько лиц! Сколько улыбок! Аплодисменты и крики! Мне машут руками, будто я Третьяк или ансамбль «Бони М».

Машина подвозит меня к ковровой дорожке. Я отворяю дверцу, вылетаю с шиком из машины и взлетаю по высоким, неудобным ступенькам лестницы на эстраду – как будто я нисколько не боюсь поломать ноги.

И вот вместо гигантского коллектива я торчу на пустом помосте совершенно одна, как спичка на столе. Вокруг меня до неба поднимаются трибуны стадиона. Сидят тысячи людей, пришедшие слушать и видеть нас. Меня пронизывает страх. Аплодисменты со всех сторон. Я раскланиваюсь, собираюсь с силами, подхожу к микрофону и начинаю читать самым тихим голосом. В эту минуту приходят спокойствие и уверенность, что актер должен победить и себя, и зрителей, и природу (дождь еще моросит!). Тишина, как в Политехническом. И вдруг через минуту после какой-то фразы – грохот. Как горный обвал. Это смех. И сразу, словно по команде, тишина.

И так я читаю весь рассказ Михалкова, очень тонкий (все равно пропадать!), и поражаюсь точности реакции: каждая пауза, взмах ресниц, улыбка моя, которых никто не может рассмотреть, принимаются точно. Аплодисменты и смех. И снова читаю. Конец. Смех, аплодисменты. Я лезу вниз – ведущий на этот раз подает мне руку, чтобы я не обломала себе что-нибудь нужное.

И опять по красной дорожке на машину, которая в эту секунду подъехала и везет меня по кругу вдоль трибун, где люди скандируют: «Ри-на! Спа-си-бо!» и протягивают руки. И знаменитый ленинградский дождик, видя, что он бессилен и не может сорвать праздник, заканчивается.

А на сцене уже оркестр народных инструментов. А потом будут танцоры. И вся программа пойдет как по маслу. А потом зрители будут кричать как бешеные, увидев огромного Бориса Андреева, а он будет улыбаться всем и махать ручищами в ответ на эту любовь и признание.

И так героев кино сменяют ансамбли народных танцев, а тех сменяют певцы и цирковые акробаты. Все кончается песней, которую поет вместе с солистами весь стадион. Потом прощание и автографы. Толпа вытекает с трибун. Стадион пустеет. Праздник окончен.

Все прошло хорошо. Организаторы и актеры, режиссеры и администраторы, как после спортивного сражения, оценивают успехи и промахи: надо исправить то или это, что-то исключить, что-то прибавить.

Подготовка таких мероприятий была делом серьезным. Занимались ею опытные организаторы, квалифицированные администраторы, люди сведущие, деловые, настоящие специалисты своего дела. Ведь надо было все предусмотреть – не только жилье для приезжающих, но и строительство самой площадки, составить программу выступлений. Иногда необходимо было договориться с воинским командованием, если в спектакле заняты бойцы пехоты или кавалерии, достать лошадей, инструменты или оркестр для парадного марша, деревенские телеги, подготовить изолированное помещение для огнеопасной пиротехники (опытного мастера-пиротехника привозили из Москвы), проверить всю радиоаппаратуру и т. д. и т. д., выверить имена участников по афише и многое другое. Вот в том-то и дело.

А потом пошло-поехало: недосмотры, промахи, невнимание к массовым сценам, испорченные, неработающие микрофоны, несоблюдение требований техники безопасности, взыскания, дальнейшие помехи и препоны при организации этих зрелищ.

Невольно в памяти встают 20-е годы и замечательные зрелища – «массовые действа», которыми отмечались на площадях и стадионах все великие праздники. Они родились и с огромным энтузиазмом проводились под талантливым руководством Николая Ильича Подвойского. Он привлек энтузиастов: артистов, режиссеров, спортсменов, любителей и профессионалов – и в течение нескольких лет эти своеобразные спектакли собирали на Ленинские горы, где они проводились обычно, тысячи людей.

Многие считали это начинание новой, интересной формой организации досуга людей труда и разностороннего воздействия на них. «Массовые действа» воспитывали чувство общения, просвещали людей политически. Они оказывали и эстетическое воздействие, так как представляли своего рода сценические игры. Потом даже возникли коллективы «массовых действ».

На зеленой лужайке Воробьевых гор собирались тысячи участников, а на склонах – десятки тысяч зрителей. «Массовые действа» чем-то были похожи на карнавальные шествия: участникам раздавали простейшие костюмы – бумажные значки, шапки, колпаки, палки, и разыгрывался несложный сюжет, включавший гимнастические и акробатические упражнения, построения и перестроения, фигурную маршировку, эстафеты. Использовались даже какие-то элементы борьбы, различных игр.

«Массовые действа» в дальнейшем оказали определенное влияние на театр. А.Я. Таиров даже пригласил Н.И. Подвойского в художественный совет Камерного театра и писал ему: «Ваше привлечение в состав совета вызвано тем, что Вы являетесь давнишним и горячим поборником и проводником искусства физкультуры и широких массовых представлений на открытом воздухе».