Питер Гай - Фрейд

Для первобытного человека факт, что он смертен, тоже нереален и непредставим, но в этом отношении он ближе к тайным психологическим реальностям, чем могут быть сдержанные и культурные современные люди: он открыто радуется смерти врагов. Только с появлением совести в цивилизованных обществах запрет «Не убий» мог стать одним из основных правил поведения. Но современный человек, подобно доисторическому, в глубине души, неосознанно, является убийцей. Поэтому агрессия не просто обязательна; как отметил Фрейд, и эти его слова часто цитируют, примитивная агрессия, которая защитным механизмом реактивного образования превращается в противоположность, может служить цивилизации. «Самые явные эгоисты среди детей могут стать самыми полезными и способными к самопожертвованию гражданами; большинство сострадающих мечтателей – Mitleidsschwärmer – филантропов, защитников животных, развилось из маленьких садистов и мучителей животных».

Первая мировая война, заключил Зигмунд Фрейд, обнажила эту неприятную правду, продемонстрировав суть культурной уклончивости. Война «убирает более поздние культурные наслоения и позволяет вновь проявиться в нас первобытному человеку». И это можно использовать. Люди получают о себе более правдивое представление и могут избавиться от иллюзий, которые оказались опасными. «Мы помним старое изречение: Sivispacem, para helium. Хочешь мира – готовься к войне. В духе времени было бы его изменить: Si vilam, para mortem. Хочешь выжить – готовься к смерти». Через несколько лет наступит момент, когда основатель психоанализа сможет проверить эту рекомендацию на себе.

Фрейд, подобно миллионам других людей, воспринимал Первую мировую войну как разрушительную и казавшуюся бесконечной катастрофу. Однако, к некоторому удивлению основателя психоанализа, несмотря на все его уныние и приступы беспокойства, эти годы волнений и тревог оказались полезными для работы. Пациентов у него было мало, редакторская работа тоже почти не отнимала времени, психоаналитические конгрессы не проводились. Почти все его последователи были в армии, и Фрейд чувствовал себя одиноким. «Я часто ощущаю такое же одиночество, как первые десять лет, когда вокруг меня была пустыня, – жаловался он Лу Андреас-Саломе в июле 1915 года. – Но тогда я был моложе и все еще наделен безграничной энергией, чтобы терпеть». Фрейду не хватало бесед с пациентами, которые обычно побуждали его к теоретическим рассуждениям и гонорары которых позволяли ему исполнять обязанности надежного кормильца семьи. «Моя психическая конституция, – писал мэтр Абрахаму в конце 1916 года, – настоятельно требует зарабатывания и траты денег для семьи и реализации комплекса отца, который мне хорошо известен». Тем не менее годы войны были далеко не бесплодными. Вынужденное и неприятное безделье подрывало дух основателя психоанализа и одновременно высвобождало время для широкомасштабных проектов.

В ноябре 1914 года в письме Андреас-Саломе, размышляя о войне и «непригодности» человека к цивилизации, Фрейд уже намекал, что втайне занят «всеобъемлющими и, возможно, чрезвычайно важными вещами». Вполне вероятно, что он начал думать об официальном оформлении фундаментальных идей психоанализа. В декабре мэтр писал Абрахаму, что, если плохое настроение окончательно не убьет интерес к работе, он может «подготовить теорию неврозов с главами о судьбе влечений, вытеснения и бессознательного». Это лаконичное заявление содержит набросок его секретных планов. Месяц спустя Фрейд еще немного приподнял завесу тайны, сообщив фрау Лу, что его «описание нарциссизма» когда-нибудь назовут метапсихологическим [188]. Связь, которую основатель психоанализа проводил между нарциссизмом и метапсихологией, была очень важна. В первых размышлениях о нарциссизме, до начала войны, Фрейд еще не прошел в дверь, которую распахнул. Теперь он был готов исследовать более широкие последствия своих идей.

Основатель психоанализа принялся за работу над «теорией неврозов» быстро и энергично. В начале 1915 года он начал писать статьи, которые впоследствии получили общее название – работы по метапсихологии. Мучительная история создания книги, которую Фрейд планировал, даже больше сохранившихся фрагментов дает основания предположить, что он работал над чем-то важным для себя – или внутри его происходило нечто важное. В середине февраля 1915-го мэтр просил Ференци отправить его «статью о меланхолии прямо Абрахаму». Книга должна была содержать главу о меланхолии. По старой привычке, еще со времен Флисса, Фрейд отсылал черновики близким друзьям. В начале апреля он сообщил Ференци, что закончил две главы, и приписал такую работоспособность, «вероятно, чудесному улучшению работы моего кишечника». Совершенно очевидно, мэтр не считал возможным отказаться от аналитической скрупулезности, результатами которой делился с другими: «Я оставляю открытым вопрос, чем обязан этому, механическому фактору, грубому военному хлебу, психологическому фактору или вынужденной перемене отношения к деньгам». Настроение его оставалось приподнятым. В конце апреля Фрейд сообщил Ференци, что первые три главы, «влечения, вытеснение, бессознательное», готовы и будут опубликованы в этом году в журнале Internationale Zeitschrift für Psychoanalyse. Он не считал «вводную» статью – о влечениях – очень привлекательной, но по большей части был доволен и объявлял о необходимости еще одной статьи, в которой сны будут сравниваться с шизофренией. «Черновик ее уже готов».

Вслед за ней довольно быстро было опубликовано несколько других статей – одна на любимую тему Фрейда, о сновидениях, а другая, обманчиво краткая, «Печаль и меланхолия». В обоих работах мэтр усилил то плодотворное и парадоксальное направление мысли, которое впервые появилось в очерке о нарциссизме: в них рассматриваются способы, которыми либидо может отказываться от внешних объектов – во сне или в периоды депрессии. В середине июля Фрейд мог сообщить Ференци: «Да, я работаю мрачно, но упорно; 10 из 12 статей готовы. 2 из них, однако (о сознании и тревоге), нуждаются в переделке. Я только что закончил [статью о] конверсионной истерии; невроз навязчивости и синтез переноса невроза по-прежнему отсутствуют». В конце июля он признавался Андреас-Саломе, что «плодом» этих месяцев, «вероятно, будет книга, состоящая из 12 эссе, предваряемых [главой о] влечениях и их судьбе». Далее Фрейд прибавлял, что «она только что закончена, за исключением необходимой правки». Казалось, что, несмотря на войну, книга основателя психоанализа о метапсихологии вскоре увидит свет.