Питер Гай - Фрейд

Такова одна из причин, почему в 20-х годах ХХ века внутренняя дискуссия о женской сексуальности не превратилась в яростный спор. Все участники рассматривали ее в основном как вопрос психоаналитической теории, но, когда Фрейд пересмотрел сравнительные схемы развития мальчиков и девочек, его критикам понадобилось немалое самообладание, чтобы удержать дискуссию на научном уровне. Грубый и желчный тон мэтра стал поднесенной к легковоспламеняющемуся материалу спичкой. В болезненном вопросе о женщинах Фрейд сдвинулся вправо, отвергнув собственную идею о сходном психологическом развитии мужчин и женщин, которая так нравилась феминистам. Как бы то ни было, основателю психоанализа политика, даже сексуальная политика, была безразлична. В атмосфере 20-х годов и в психологической биографии самого Фрейда не было ничего, что подтолкнуло бы его к изменению противоречивого, временами оскорбительного отношения к женщине. Это стало результатом теоретических трудностей и особенно новых дополнений в описание эдипова комплекса – его появления, расцвета и угасания.

В начале 20-х годов ХХ столетия Зигмунд Фрейд, похоже, пришел к выводу, что маленькая девочка – это неудавшийся мальчик, а взрослая женщина – нечто вроде кастрированного мужчины. В 1923-м, описывая фазы сексуального развития человека, основатель психоанализа определил, что за оральной и анальной фазами следует фаза, которую он назвал фаллической. Маленькие мальчики, как и маленькие девочки, сначала верят, что у всех, в том числе у матери, есть фаллос, и избавление от иллюзий в этом вопросе неизбежно вызывает травму. Таким образом, мерой Фрейда был мужчина. К тому времени мэтр уже отказался от своих прежних взглядов и не считал сексуальное развитие мальчиков и девочек параллельным. Перефразируя знаменитое высказывание Наполеона о политике, он предложил провокационный афоризм: «Анатомия – это судьба» [255].

Самым очевидным свидетельством этой судьбы, полагал Фрейд, служит наблюдаемое отличие гениталий мальчиков и девочек. Это становится причиной решающих различий в психологическом развитии полов, особенно в судьбе эдипова комплекса, поэтому должны также различаться последствия разрушения данного комплекса, в частности формирование «Сверх-Я». Мальчик обретает «Сверх-Я» после того, как угроза кастрации разрушила его эдипову программу завоевания, а девочка уже «кастрирована». У нее не такие частые и сильные побуждения к развитию строгого «Сверх-Я», типичного для мужчины, поэтому она формирует свое «Сверх-Я» из страха потерять любовь.

В следующем, 1925 году Фрейд уже был готов прямо сказать о последствиях своих новых гипотез. У него хватило сомнений (не говорить же о том, что у мэтра хватило находчивости!), чтобы продемонстрировать определенную осторожность: «Я не решаюсь произнести это вслух, но не в силах сопротивляться идее, что для женщины уровень этической нормы становится не таким, как у мужчины. Ее «Сверх-Я» никогда не бывает таким непреклонным, таким беспристрастным, таким независимым от его эмоциональных корней, как мы требуем этого от мужчины». Такая особая тонкость женского «Сверх-Я», предполагал Фрейд, придает вес упрекам женоненавистников в адрес женского характера, известных с незапамятных времен: «Она демонстрирует меньшее чувство справедливости, чем мужчины, меньшую склонность покоряться насущной жизненной необходимости, в своих решениях чаще руководствуется нежными или враждебными чувствами». В том, что вместо отца прочитать все это перед международным конгрессом психоаналитиков в Бад-Хомбурге должна была дочь Фрейда Анна, можно усмотреть определенную иронию.

Основатель психоанализа заявлял, что не решается делать подобные заявления вслух, но все-таки произнес эти слова, причем с некоторой бравадой, указывающей на понимание того, что он может обидеть часть своих слушателей и читателей. Но Фрейд никогда не боялся обидеть окружающих. Это не остановило мэтра ни в самом начале карьеры, когда он предположил инфантильное происхождение сексуальности, ни ближе к концу жизни, когда он назвал Моисея египтянином. Наоборот, ощущение, что он бросает вызов оппонентам, действовало на основателя психоанализа как стимул, почти как афродизиак. Он признавал, что у большинства мужчин «Сверх-Я» оставляет желать лучшего. Наряду с этим Фрейд также соглашался, что его выводы о более слабом «Сверх-Я» женщины требуют дальнейшего подтверждения. Как бы то ни было, его обобщения опирались на небольшое число случаев. Однако, несмотря на всю свою осторожность, мэтр не отступал от занятых позиций: не следует позволять себе отвлекаться или расстраиваться «протестами феминистов, которые хотят утвердить полное равенство полов в положении и ценности».

У Зигмунда Фрейда была еще одна причина опубликовать то, что раньше он предпочел бы отложить, чтобы собрать дополнительный материал: он чувствовал, что в его распоряжении уже нет «океанов времени». Признавая деликатность вопроса и тот факт, что он заслуживает дальнейшего исследования, мэтр тем не менее не хотел ждать. Вне всяких сомнений, основатель психоанализа мог бы более убедительно изложить свою точку зрения, если бы не апеллировал к своему преклонному возрасту или отказался от эпатажности собственных утверждений как одного из аргументов достоверности. Но антифеминистская позиция Фрейда не была следствием того, что он чувствовал себя старым, или желания стать возмутителем спокойствия. Скорее он пришел к выводу, что такое положение дел есть неизбежное следствие расходящихся путей сексуального развития мужчин и женщин: анатомия – это судьба. Его сравнительная история сексуального развития, возможно, не полностью убедительна, однако она опирается на логику развития человека, которую Фрейд пересмотрел в 20-х годах ХХ века. Психологические и этические различия между полами, утверждал он, естественным образом происходят из биологии человека и из той психической работы, которая характерна для каждого из полов. На первом этапе развитие мальчиков и девочек идентично. Основатель психоанализа не разделял распространенное мнение, что маленькие мальчики демонстрируют агрессивность, а маленькие девочки покорность. Наоборот, в детских эротических действиях мужчины зачастую пассивны, а женщины чрезвычайно активны. Такое сексуальное развитие служит убедительным аргументом в пользу тезиса мэтра о бисексуальности – идее, что представители обоего пола обладают некоторыми характеристиками пола противоположного.

Но затем, продолжает Фрейд, кое-что происходит. В возрасте трех лет, а возможно, чуть раньше девочки сталкиваются с задачей, от которой мальчики счастливо избавлены, и с этого момента начинает устанавливаться превосходство мужчины. Все младенцы и маленькие дети, мальчики и девочки, начинают с самой глубокой привязанности к матери – источнику жизни. Источнику пищи, заботы и нежности. Власть матери над ребенком неограниченна, тогда как участие отца в его жизни абстрактно и довольно расплывчато. Но по мере взросления ребенка отец играет все бо2льшую роль в его повседневной жизни, а также в его воображении, и в конечном счете способы, которые мальчики и девочки используют, справляясь с этим, решительно расходятся. Жизнь мальчика становится неспокойной, когда он обнаруживает, что отец является его могущественным соперником за любовь и влияние матери. У малыша возникает ощущение, что он изгнан из рая. Девочке же приходится проделывать еще более трудную психологическую работу, чем брату: для него мать может остаться любовью всей жизни, даже если суровые реальности семейных отношений вынудят его страсть к ней претерпеть коренные изменения. Но, как мы уже видели, девочка чувствует себя обязанной перенести главную эротическую привязанность с матери на отца и переживает травматические моменты, которые оставляют глубокий след в ее психике, обычно негативный.