Збигнев Войцеховский - Че Гевара, который хотел перемен

Через несколько недель после этой стычки, когда в подчинении Фиделя Кастро находилась лишь жалкая обтрепанная кучка из десятка «повстанцев» в горах Сьерра-Маэстра, к нему прибыло несколько богатых горожан, поддерживавших восстание. «Что мы можем сделать? – спросили они. – Как мы можем помочь славному восстанию против негодяя Батисты, этого выскочки-мулата? Мы можем выписать вам несколько чеков. Мы можем купить вам оружие. Мы можем привлечь больше людей. Скажите, Фидель, что мы можем сделать, чтобы помочь?»

«Все, что мне пока нужно – это корреспондент «Нью-Йорк таймс» . Раздобудьте мне его», – ответил Кастро».

Остальное – это уже история. Благодаря связям Кастро телефонные линии вскоре гудели от Сантьяго до Гаваны и от Нью-Йорка до Лос-Анджелеса. Эксперт «Нью-Йорк таймс» по Латинской Америке Герберт Мэтьюз с блокнотом, диктофоном и камерами был препровожден в лагерь повстанцев Кастро. Фидель превозносился на первых страницах самых престижных газет в мире как латиноамериканский Робин Гуд. В следующем месяце компания Си-би-эс отправила на Кубу съемочную группу. Два года спустя Кастро уже был диктатором Кубы, расстреливавшим сотни политических заключенных в неделю и бросавшим в тюрьмы тысячи. И все это время газеты по всему миру продолжали именовать его «кубинским Джорджем Вашингтоном».

Кастро и Че не удалось организовать успешное военное вторжение. Они вторглись на Кубу с потоками чернил на кончиках журналистских перьев.

Осенью 1958 года, двигаясь из гор Сьерры в восточной части Кубы в центральную провинцию Лас-Вильяс, колонна Че умудрилась наткнуться на отряд Сельской гвардии Кубы численностью в двадцать человек, который тут же открыл огонь по мятежникам. Группа Че во главе с ним самим в панике разбежалась, едва услышав первые выстрелы. В полном замешательстве они бежали от группы обычных фермеров, которую превосходили количеством в четыре раза. В испуге бравые герильерос бросили даже два украденных грузовика с оружием.

«Мы нашли личный дневник и записные книжки Че Гевары в одном из грузовых автомобилей», – вспоминает лейтенант кубинских ВВС Карлос Лазо, который совершал рекогносцировочный полет над районом и увидел стычку Сельской гвардии с колонной Че. Вид разведсамолета лейтенанта Лазо в значительной степени усугубил панику среди членов отряда и ускорил и без того поспешное бегство. Пухлые тома произведений Гевары и его биографов почему-то обходят молчанием этот увлекательный военный инцидент.

Как ни странно, записные книжки и дневники, найденные Лазо, кардинально отличаются от «Дневников Че», «Секретных документов революционера» и «Воспоминаний о Кубинской революционной войне», позднее опубликованных правительством Кастро за подписью Че Гевары, с апологетическим предисловием самого Фиделя Кастро. Это был как раз тот переломный момент, когда в официальные исторические исследования стал проникать яд пропаганды и начал создаваться миф о героическом партизане Че. С одной стороны, историки имели доступ к массе конфиденциальных записей, захваченных после поспешного бегства Гевары. С другой стороны, режим под оглушительный рев фанфар публиковал «официальные дневники и воспоминания Че». И какие же документы послужили исходным материалом для пытливых журналистов «Нью-Йорк таймс» и прилежных биографов Че? Пропагандистские, конечно.

«Эти личные записные книжки и дневники, которые мы нашли в грузовике Гевары, подтвердили все, что мы уже говорили о нем, – сообщает Лазо. – Во-первых, Гевара жаловался, что его отряд не получает абсолютно никакой помощи от сельских жителей, которые, по его словам, были латифундистами (крупными землевладельцами). Первая часть была правдой, сельские жители в основном избегали их. Вторая часть явно не соответствовала действительности. Они вовсе не были богатыми землевладельцами. Они были просто мелкими земельными собственниками, а значит, антикоммунистами – ведь обобществления собственной земли они явно не желали. Этого было достаточно для Че, чтобы наметить их в качестве будущих жертв. Я видел в этом дневнике имена нескольких мальчиков – одному из них было семнадцать лет, другому восемнадцать – с пометкой «расстрелять». Они не были «военными преступниками» ни в одном из смыслов этого определения. Они были просто сельскими мальчиками, которые отказались сотрудничать с Геварой. Я думаю, это действительно сильно раздражало его. Вскоре после победы восстания их схватили и казнили как «военных преступников».

Корреспонденты «Нью-Йорк таймс», «Лук» и Си-би-эс не присутствовали при этих убийствах. Даже те, кого повстанцы называли «военными преступниками», зачастую были просто кубинскими военнослужащими, которые осмелились защищаться и стрелять в ответ. Однако когда они действительно воспринимали слова присяги всерьез, когда они на самом деле – как велел им долг – преследовали повстанцев Че, боролись с ними и наносили большие потери… что ж, тогда приспешники Че охотились за ними с особым рвением. Лейтенант Орландо Энризо был одним из таких. «Они называли нас военными преступниками Батисты, – вспоминает Энризо сегодня, находясь в Майами. – Прежде всего я не имел ничего общего с Батистой, он мне даже не нравился. Чеки, если на то пошло, он мне не выписывал. Я и большинство моих товарищей-военных считали себя членами Конституционной армии Кубы».

«Повстанцы Кастро, находившиеся под коммунистическим руководством, сами далеко не все были коммунистами – их просто обманули. Они начали устраивать на нас засады, убивать наших людей в казармах, разрушать дороги и мосты, терроризировать деревни – и мы должны были приветствовать их с распростертыми объятиями? Только не я, – говорит Энризо. – Я боролся с ними. Позже, будучи в изгнании, я встретил нескольких экс-мятежников, которые прямо рассказали мне, что люди Че убивали крестьян за отказ от сотрудничества или за подозрение в доносительстве – да за что угодно. И во всем этом они тут же спешили обвинить нас».

И, конечно, в то время средства массовой информации – как в Соединенных Штатах, так и на Кубе – верили словам повстанцев о том, что убийцами были люди из кубинской армии, почище Евангелия. Кастро и его приспешники пользовались тогда неограниченным доверием журналистов.

«Да, я признаю это, – говорит Энризо. – Я сражался с повстанцами изо всех сил. Я стрелял во время боя, когда противники стреляли в нас. Я преследовал их.

Я чертовски горжусь тем, что моя совесть чиста. Пусть биографы Че продолжают сколько угодно называть меня военным преступником и даже убийцей. Я не убил никого . Сколько повстанцев – я уж не говорю про Че – может похвастаться тем же самым?»