Юрий Сушко - Высоцкий. На краю

Кроме того, всерьез строил планы покорения Донской столицы. Изе обещал: «Все телевидение будет наше!» Главный режиссер местного театра уже присмотрел для него роль в спектакле «Красные дьяволята». Вновь перекрестимся, как здорово, что и эти планы не осуществились. Иначе говорили ли бы мы сейчас о Высоцком как о Высоцком?..

Закончились гастроли Пушкинского театра в Ростове. «На рассвете они улетают, — рассказывала Иза. — Володя привез с выездного спектакля огромные грозди черного винограда. Предчувствие беды — обороняюсь злостью. Володино недоуменное, растерянное лицо. Умоляющие глаза. Мы вышли в сад в еще серый предрассвет. Тогда мы не знали, что расстаемся…»

На съемки в Питер Высоцкого провожали, как водится, «шумною гурьбою». Отъезд друга в экспедицию (пусть даже в кино-), естественно, отметили. Хорошо посидели дома у Гарика. Свидерский раздобыл «малую толику» на первое время. После застолья отправились на Ленинградский вокзал. Там Миша Туманишвили узрел в окне вагона красивую молодую женщину. Толкнул локтем приятеля: смотри! Стоявшая рядом Тубеншляк сообщила: это тоже актриса, Люся Абрамова, будет сниматься в нашем фильме. Миша тут же ляпнул в шутку: «Ты смотри, Володя, эту девочку из Ленинграда обязательно привези!»

— Обязательно! — поклялся Высоцкий.

Однако Люся, девушка гордая и независимая, к знакам внимания давно привыкшая, обратить внимание на веселую компанию не пожелала.

Дальнейшие события развивались по стандартному сценарию. Кохановский рванул в привокзальный буфет за «посошком». Пока гонец был на задании, ребята вольготно разместились, начались анекдоты, шуточки, откуда-то появилась гитара… А лопуха Кохановского все не было. Когда нетерпеливый Свидерский выглянул в коридор в поисках неизвестно куда запропастившегося друга, проводница всплеснула руками: «Милый, да мы уж полчаса как едем…»

В поезде Владимир с Люсей, к счастью, не встретился. Почему «к счастью»? Да потому что известно, чем обычно заканчиваются дорожные знакомства, когда «в конце пути придется рассчитаться» , и одолевает жгучее желание поскорее, раз и навсегда, распрощаться с попутчицей. Хотя, может быть, и не всегда…

Высоцкий легко вписался в съемочную группу. «Володя был работяга. На съемках — всегда как стеклышко, — не мог нарадоваться режиссер-постановщик. — Не было такого, чтобы он опоздал на съемку, пришел не в форме или после выпивона — он был железный в этом отношении. Профессионал во всяком случае». Ну, а после работы… «В гостинице «Октябрьская» собирались у него в номере, — вспоминал Григорий Георгиевич. — Володя был, что ли, «гитарным центром»… У него можно было хорошо посидеть, отдохнуть после съемок. Это были великолепные вечера — не попойки, а вечера его песен. Если он тогда и писал какие-то свои тексты, то мы об этом не знали: пел блатные песни, всякие другие, потом просто бил по гитаре и пел абракадабру — работал под английскую песню. Со своим хриплым голосом, со своими эмоциями и напором, со своим обаянием…»

Молодая, изящная, со сногсшибательной внешностью начинающая актриса Людмила Абрамова, носившая титул «мисс ВГИК», мгновенно оказалась предметом внимания. «Люся… была необыкновенно красивой, — вздыхал Никулин, — с огромными серо-голубыми глазами. По роли она должна была быть западной актрисой, и когда сделали грим, и мы на нее взглянули, то поняли — это то, что нужно. Мы сразу ее взяли, даже не искали больше никого».

У московской красавицы мигом образовался круг «постоянных друзей-поклонников»: драматург Александр Володин, художник Гера Левкович, молодой питерский актер Карасев… Они знали толк в женской красоте, были галантными, остроумными и… нищими.

11 сентября 1961 года, просадив последние деньги в «восточном» зале ресторана в гостинице «Европейская», кавалеры проводили свою московскую гостью на окраину города, до «Выборгской», опаздывая на последний перед разводом мостов трамвай. У каждого оставалось как раз по три копейки на брата…

У входа в гостиницу Людмила увидела перед собой прилично выпившего человека. «И пока я думала, как обойти его стороной, — рассказывала она, — он попросил у меня денег, чтобы уладить скандал в ресторане. У Володи была ссадина на голове, и, несмотря на холодный, дождливый ленинградский вечер, он был в расстегнутой рубашке с оторванными пуговицами. Я как-то сразу поняла, что этому человеку надо помочь…» Люся обратилась к администраторше гостиницы — та оказалась сварливой бабой, отказала, мол, дашь денег, а потом ищи-свищи… Пробежала по номерам, где жили коллеги по картине, — увы, все сидели на бобах… У самого состоятельного Левика Круглого в кармане оказалась трешка (тридцатка до 61-го года). Тогда Люся решительно сняла с пальца золотой перстень с аметистом (бабушкин, фамильный!) и отдала страдальцу. Тот отнес кольцо мэтру, предупредив, что завтра непременно выкупит.

Люся независимо удалилась к себе в номер на третий этаж, переполняемая собственным благородством. Вскоре раздался тихий стук в дверь, и в номер бочком протиснулся бывший потерпевший с гитарой и бутылкой под мышкой. «Сдача», — объяснил он, показывая на коньяк.

«Потом Володя мне пел, — вспоминала Люся. — И даже чужую песенку «Вышла я да ножкой топнула», которую Жаров в фильме «Путевка в жизнь» пел как шутливую, он пел как трагическую, на последнем пределе. Еще секунда — и он умрет. Я видела гениальных актеров уже… Круг общения был такой, что я, еще ничего не зная о Володе, смогла понять: это что-то совершенно необыкновенное… Этот человек может немыслимое, непредсказуемое, запредельное…»

Им не захотелось расставаться. Она даже не поинтересовалась, кто он и откуда. Когда утром они вместе вышли из гостиницы, оказалось, что им по пути. Приехали, подошли к проходной киностудии, одновременно достали одинаковые пропуска. Он удивленно спросил, из какой она группы. Люся ответила — и Высоцкий остановился как вкопанный. У нее тоже был легкий шок… Вечером Люсино кольцо было выкуплено и возвращено на изящный безымянный палец законной владелицы.

Вскоре в киногруппе их роман ни для кого не был секретом. Они поселились в одном номере. В свободное время гуляли по городу. В ближайшей забегаловке с восторгом угощались пончиками, которые тамошние кулинары называли «кривыми» и продавали за полцены, как некондицию. В заведении классом повыше, защищая честь дамы сердца, Высоцкий буквально летал по залу, расшвыривая соперников. А восхищенные музыканты ресторанного оркестра стоя аплодировали ему. Победителю схватки и его спутнице был выставлен весьма приличный обед.

«Люду он очень ревновал, — вспоминает Г. Никулин. — К любому. А выражалось все это в том, что он был жесток. Если он видел, что она не так на кого-то посмотрела или не то сказала… Володя был парень жестковатый, он мог ей и врезать».