Ариадна Борисова - Метроном

Она помолчала.

– Нет… Тогда шла война, все адреса перепутались, и он, должно быть, не работал.

Мама рассказала, как в те годы бабушка отправляла старших детей к родственникам в деревню на реке Чаре. На берегах ее рос дикий виноград охта, кусты свисали над быстриной низко – спелые гроздья так и падали в руки. Ребята вязали длинный плот, и, пока он двигался вдоль берега по реке, успевали собирать ягоды. А однажды мама с братом Васей нашли красивый фиолетовый камень в горах. Есть предание, будто над Чарой находится кузница небесного коваля. Грозы там небывалые – это он бьет молотом по наковальне, и вниз летят горячие осколки. На земле они остывают и превращаются в камни…

– Приехали как-то раз домой раньше обычного, в Ильин день, с ягодами-грибами, зашли тихо-тихо. Нас еще не ждали. Мама с Мишкой и Шурочкой картошку кушают. Глаза у мамы грустные, поднесет картошку ко рту, откусит и отложит. Сама ест – душа плачет: картошка новая, вкусная, а нас нет. Увидела – вот радость! Мама и теперь есть не может «без никого»… И больше мы в ту деревню не ездили. Наводнением ее снесло, а главное – кончилась война, и папа вернулся.

Мы болтали, наверное, целый час, пока не пришел дедушка.

Накануне Нового года я написала Деду Морозу письмо в Лапландию. Поведение у меня по-прежнему не блистало, и шансов на настоящий подарок не было, но следовало восстановить справедливость. Я напомнила забывчивому старику о мамином образцовом поведении в детстве (если что – бабушка подтвердит). Я попросила прислать маме пусть запоздавший, но заслуженный подарок – лодку с мотором. Лодка нужна, пояснила я, для того, чтобы мы сплавились летом по Чаре, где растет дикий виноград и падают небесные камни.

Мама очень мечтает когда-нибудь туда съездить.

Конверт был подписан просто: Лапландия, Деду Морозу.

Поиском индекса я не заморачивалась, полагая, что письмо не единственное и дойдет до адресата в куче других.

После праздников Алеша занес корреспонденцию из почтового ящика и весело завертел передо мной письмом:

– До сих пор веришь в Деда Мороза?

На конверте же стоял и обратный адрес. И мое имя.

В глазах дядьки сверкали ехидные искорки, ему давно не удавалось надо мной посмеяться. А я давно так сильно не плакала.

Мы с мамой снова сидели в дедушкином кабинете. Утешая меня, она сказала, что в детстве тоже верила – но не в Деда Мороза, а в Бога бабушки Евдокии. Они с ней вместе молились, чтобы папа (дедушка) вернулся с войны живой.

И он вернулся.

Это был самый лучший подарок, какой только можно было представить.

– Ему Бог помог?

– Дедушка в Бога не верит, – вздохнула мама. – Он сказал – судьба.

Летом папа взял у кого-то напрокат лодку с мотором.

Папа хорошенько ее просмолил, и мы отправились в путешествие. Сначала по Лене, потом по Олекме.

Мы приехали в гости к Чаре!

Все здесь было так, как рассказывала мама.

Чара – самая чистая река на свете…

Папа выключил мотор и сел на весла. Склонив голову над бортом, я смотрела в воду и не могла поверить, что она такая прозрачная. Сквозь отражение моего лица на рябом каменистом дне дрожали солнечные пятна, темная тень от лодки двигалась немного зловеще, будто спина сопровождающего нас плезиозавра. Иногда мелькали зеленовато-серые хребты крупных рыбин – они удирали от нас быстро-быстро, а вокруг без всякого страха сновала шустрая рыбья мелочь. С весла падали хрустальные капли, речное зеркало разбивалось и восстанавливалось до следующего гребка…

Охту мы собирали прямо с лодки. Я больше не знаю мест в Якутии, где рос бы этот вкуснейший, винно-терпкий дикий виноград.

На берегах мы ставили палатку, удили рыбу и разводили костры. А фиолетовых камней, сколько ни искали, к сожалению, не нашли. Вероятно, потому, что не доплыли до грозовых гор небесного коваля, окутанных пелеринами сиреневого тумана. (Через некоторое время этот чудесный минерал обнаружили геологи и назвали чароитом – по имени реки. Месторождение чароита находится только здесь и больше нигде на земле.)

Сбылась мамина мечта побывать на Чаре. Папа радовался общему «бродяжничеству». Мы с Викшей чувствовали себя совершенно счастливыми.

Это была не жизнь, а какое-то сплошное настоящее чудо!

Независимо от того, кто в нем принял участие – Бог, Дед Мороз или судьба.

В девять лет я испытала жестокое разочарование в любви.

Наша маленькая семья переехала из деревни в город, и папа стал работать в райсовете.

Дети тут были другие – более развитые, что ли, и чуть менее открытые, особенно девочки. Они собирали портреты киноактеров и менялись друг с другом открытками.

Моей новой подружке Фае очень нравился Владимир Коренев. Чтобы заполучить редкую открытку с портретом «человека-амфибии», она поменяла Шурика на Ивана Бровкина, Ивана Бровкина на адъютанта его превосходительства и, добавив к адъютанту его превосходительства Штирлица, стала обладательницей Ихтиандра.

К весне после премьеры зарубежного фильма «Ромео и Джульетта» девочки увлеклись анкетами. Каждая в классе должна была ответить, верит ли она в любовь: а) с первого взгляда? б) с одноклассником? в) до смерти? «Да» или «нет» – зачеркнуть».

И, наконец, Фая влюбилась в мальчика из параллельного класса Вовку Дягилева, потому что он влюбился в меня.

Это ни для кого не было тайной.

Вовка даже на стене школьного туалета нацарапал название курортного города: ЯЛТА (на самом деле эта аббревиатура означала: «Я люблю тебя, А…»).

Получив от Вовки записку с предложением «встретицца после школы у парка», я холодно ответила: «Если подтянешься по русскому языку».

Что мне был Вовка?

Мы и так ежедневно встречались в школе.

Не зная, чем привлечь к себе мое внимание, Вовка притащил в школу альбом с рисунками молодого учителя черчения и рисования Анатолия Петровича. Он снимал у Дягилевых комнату.

Я рассматривала рисунки – карандашные портреты красивых девушек, детей, стариков, узнавала берег Лены у дебаркадера, домишки на приречной улице, эскизы каких-то старинных строений…

Полный альбом чудесных рисунков!

Я влюбилась в них.

В этот день я твердо сказала маме, что больше не хочу учиться в музыкальной школе, мне всегда нравилось рисовать, а не играть на пианино. Мама твердо возразила:

– Художественной школы в нашем городе нет.

Я продолжила учебу в музыкальной и записалась в кружок, который вел в нашей обычной средней школе Анатолий Петрович.

Там меня (к собственному изумлению) сразу постиг успех.

Я старалась.

Анатолий Петрович хвалил мою фантазию и «верную руку». Однажды мы с ним случайно встретились в парке, он угостил меня мороженым и рассказал о художнике Тимофее Степанове – своем кумире.