Артем Драбкин - Я дрался на «Тигре». Немецкие танкисты рассказывают

Хотя в то время еженедельного отпуска домой не полагалось, мне выпало счастье. В одно из воскресений незадолго до Рождества один из офицеров роты, лейтенант Шпиндлер, ехавший в командировку в Берлин, решил взять меня с собой. Мне было выдано особое разрешение. И вот впервые за полтора месяца службы я смог предстать перед родителями в форме.

Но на Рождество и на Новый год нам все же дали 5 дней отпуска. Вот только я уже не помню, где провел его: то ли у родителей в Берлине, то ли у моих дяди и тетки в Дрездене. А для тех, кто оставался в казарме, служба шла обычным чередом, хоть и, как говорится, вполнакала. Другое дело – после возвращения отпускников. Теперь к занятиям прибавились и теоретические: изучение материальной части танка Pz-I, основы тактики и другие предметы. Проходили и практические занятия на технике, отработка приемов занятия места в танке по команде, приведение танка в боевую готовность, отработка приемов наведения и стрельбы, изучение флажных сигналов для передачи приказов. Основные сигналы: «перестроиться в колонну», «перестроиться в колонну по два», «перестроиться в развернутый строй», «перестроиться в двойной развернутый строй», «перестроиться в клин», «перестроиться в двойной клин». При этом необходимо было соблюдать дистанцию и интервал, а также обеспечивать сектор обстрела. В то время танки не были оснащены ни радиопередающими, ни радиоприемными устройствами.

Нас бесконечно дрессировали ходить парадным шагом и брать ружье «на караул». Это было связано с предстоящим смотром молодого пополнения. В феврале 1936 года все наконец закончилось. Судя по всему, наша рота выглядела достойно – серьезных замечаний не было.

Разумеется, случались и комичные эпизоды, о которых следует рассказать. Однажды вечером часов около восьми к нам в кубрик явился командир нашего отделения унтер-офицер Шмидт. На улице лил проливной дождь, и по плацу неслись потоки воды. Шмидт спросил, кто из нас умеет плавать. Я умел плавать вольным стилем и поэтому вызвался первым. В ответ унтер-офицер вручил мне письмо, которое я должен был опустить в почтовый ящик в соседнем здании.

В одно из воскресений после обеда мы с двумя сослуживцами сидели в кубрике и строчили письма домой. Снова заявился унтер-офицер Шмидт и велел мне прийти к нему на квартиру – срочно понадобилось сыграть на аккордеоне пару веселых мелодий для его гостей. Инструмент я прихватил с собой еще из дому в надежде в свободное время подучиться играть, поскольку я знал очень немного песен, да и не так чтобы хорошо. Все же пришлось растягивать меха. Играл я никуда не годно, но, когда закончил, был отпущен с миром.

Командир 2-го взвода фельдфебель Квек имел привычку выкурить трубку после службы. Когда ему надо было прикурить, он распахивал дверь и орал: «Факельное шествие!» Естественно, все срывались с мест поднести ему спичку или зажигалку. Кто не успевал, тому потом приходилось туго.

В январе 1936 года 1-я рота перебралась в только что отстроенную казарму как раз напротив плаца. Помещения были новее, а окна кубрика выходили на улицу. Спальное помещение было поделено на отсеки, где спали повзводно.

Вскоре меня перевели во взвод связи при штабе 1-го батальона. Штаб располагался в небольшом здании, чуть подальше от помещений роты. В ведении штаба имелся взвод механиков-водителей легкого танка, разведвзвод и писари. Здесь у меня было уже другое начальство – начальник штаба оберлейтенант барон фон Фитингоф-Риш, старший фельдфебель Мюллер и командир взвода связи фельдфебель Майстер. Новым командиром отделения был унтер-офицер Юнкер. Теперь в кубрике нас было всего лишь четверо. Здесь в умывальной имелся и душ – принимай хоть десять раз на дню.

Меня обучали по специальности радист-телефонист. Мы очень гордились своими нашивками в виде молнии на левом рукаве. Обучение включало в себя отработку умений прокладывать кабельные линии связи (воздушные и наземные) от транспортных средств до пункта назначения и подключать телефонные аппараты к линиям связи, к коммутаторам и, согласно особой форме, передавать приказания. Занятия проходили вне стен казармы в поле. Параллельно шло обучение и по специальности радист. Приходилось изучать различные типы радиоприемных и радиопередающих устройств, отрабатывать умения настраиваться на определенные радиочастоты, осуществлять сеансы радиосвязи. Нас обучали и шифровальному делу – приходилось заучивать наизусть кодовые таблицы, которые непрерывно менялись. Мне нравились занятия по увеличению дальности действия радиопередатчиков с помощью рамочных антенн, установленных на подвижных средствах связи (автомобилях). Позже нас стали обучать и работе на радиоаппаратуре танков, хотя радиосвязь делала лишь первые шаги.

Разумеется, и здесь приходилось заниматься строевой и стрелковой подготовкой, многие часы проводить на технике. Офицер, отвечавший за технику (по фамилии Хенниг), драл с нас три шкуры – приходилось до блеска начищать все, что было на колесах.

Мне очень нравилось, когда нас по субботам на батальонном автобусе отвозили в Бауцен купаться в бассейне. Ни о чем подобном в роте и мечтать не приходилось.

По завершении обучения мне выдали удостоверение военного водителя 1-й категории на управление мотоциклом. Учился ездить на мотоцикле «Виктория» КР6 с коляской (объем двухтактного двигателя 600 кубических сантиметров). Учились ездить не только по асфальту, но и преодолевать препятствия в виде заполненных грунтовыми водами воронок и песчаных дюн на полигоне неподалеку от Дрездена.

Если выпадали два свободных дня в конце недели – суббота и воскресенье, – я часто ездил к своей тетке в Дрезден. Для того чтобы получить такой краткосрочный отпуск, необходимо было не иметь замечаний в течение предыдущей недели.

Наш взвод связи участвовал и в летнем выезде на полигон под Ризу. Приходилось прокладывать линии связи и отрабатывать на них навыки работы на аппаратуре. Когда мой отец узнал, что меня направили под Ризу, он в письме попросил меня разузнать адрес своего двоюродного брата, проживавшего в Цайтхайне. И я вечером прямо через полигон пешком отправился в Цайтхайн. Расспросил местных жителей, оказалось, что двоюродный брат отца женат, у него двое дочерей 12 и 15 лет. Теперь я, улучив минутку, всегда захаживал к ним в гости. Мы подружились со старшей дочерью, и в Дрезден я стал ездить реже.

В июле 1936 года мы сначала пешим маршем, потом по железной дороге направились на полигон под Мюнстер. Там я выполнял обязанности делегата связи. Наш взвод разместился в бараке с общими нарами и крохотной уборной на всех. Умывались на свежем воздухе. Из-за того, что было мало кранов для воды, приходилось умываться из тазиков. По вечерам, если выпадала свободная минутка, я отправлялся на прогулку в пустошь: мне очень понравилась местность вокруг полигона. После заключительно войскового смотра нас перебросили на побережье Балтийского моря, где мы на полигоне занимались боевыми стрельбами из танков. Взводу связи вменялось в обязанность прокладывать телефонные линии между ротами. Мы установили и радиосвязь с катером наблюдения, курсировавшим вдоль берега. Хорошее это было время для нашего взвода связи – кроме исполнения своих чисто технических обязанностей, от нас ничего не требовалось. Мы днями валялись на песке и загорали. В полдень обед, после обеда снова загорать. Было уже начало августа 1936 года. Так как стрельбы заканчивались, как правило, сразу же после полудня, мы умудрялись сбегать и в курортное местечко Хайлигенхафен. Там можно было даже познакомиться с приезжими девушками. Но можно ли развернуться, если у тебя всего-то 50 пфеннигов в кармане?