Артем Драбкин - Я дрался на «Тигре». Немецкие танкисты рассказывают

26 ноября 1941 года мы вошли в населенный пункт Пешки. Выбрался из танка осмотреться. Внезапно неподалеку от меня разорвалась мина. Ее осколком я был ранен в голову. Когда пришел в себя, сообразил, что нахожусь на дивизионном пункте приема раненых. Голова перевязана. Как потом выяснил, в правом виске засел осколок мины. В ту же ночь меня с другими ранеными перевозят в госпиталь в Клин. Поскольку русские перерезали туда дорогу, мы вынуждены были добираться в объезд через лес, подвергаясь риску нападения партизан. В Клину мне сменили повязку, уложили отдыхать – медики диагностировали сотрясение мозга.

– Как вы восприняли ваше ранение? Было ли это каким-то облегчением?

– Да, можно так сказать. Это у нас называлось «выстрел на родину». У нас были «активисты», которые хотели заработать крест на шею, но их было мало, основная масса была рада, если представлялась возможность поехать домой, особенно зимой.

Из-за наступления русских нас эвакуировали из пункта приема раненых. Два или три дня спустя запросили самолеты для отправки раненых в тыл. Все было готово, нас даже доставили на аэродром, где мы стали дожидаться прибытия авиации. Но вместо шести самолетов прибыло пять, а поскольку я находился в последней санитарной машине, места мне не хватило. Оставшихся наскоро погрузили прямо на крытые соломой сани и повезли до самой Вязьмы. И это при минус 30 градусах! Оттуда в товарных вагонах отправили в Смоленск. Но и в Смоленске медики решили отправить меня еще дальше в тыл. Вскоре меня на санитарном поезде перебросили в госпиталь в Оборнике под Гнезно (Польша). Только в середине декабря меня прооперировали. Осколок мины удалили, благо он застрял в кости черепа в височной области. В результате побочного воздействия у меня свело челюсть, и я мог принимать только жидкую пищу. Рождество пришлось провести в госпитале. Одна местная семья пригласила меня 25 декабря на праздничный ужин и кофе.

В начале 1942 года меня выписали из госпиталя и направили в мою прежнюю часть в Мёдлинг. Едва доложив о прибытии, я тут же бросился домой к жене и сыну. Мальчику исполнилось уже год и три месяца. Радости от встречи после разлуки не было конца.

Вскоре я был направлен в роту выздоравливающих в Мария-Энцерсдорф. Сначала я просто отдыхал при части. Со временем я научился двигать нижней челюстью.

Целый год мне пришлось провести в батальоне запаса, откуда я мог раз в неделю ездить домой повидаться с семьей. Врачебная комиссия оценила мою пригодность к службе в тылу, в Рейхе. Ранение оказалось настолько серьезным, что я не мог даже носить каску. В общем, служба мне полагалась легкая.

7 февраля 1942 года я был переведен в 6-ю роту 4-го запасного танкового батальона, располагавшегося в замке Лаксембург, бывшей летней резиденции императора Австро-Венгрии. Меня назначили на должность командира взвода и инструктора по подготовке боевого пополнения.

В марте месяце 1942 года на свет появился второй ребенок – дочь. Вскоре меня перевели в каптенармусы 2-й роты для срочного наведения порядка с обмундированием. Перво-наперво я с помощью выделенных в мое распоряжение двоих солдат подсчитал количество обмундирования и аккуратно разложил его по полкам. Затем засел за составление перечня всего имевшегося в распоряжении обмундирования и снаряжения и только потом приступил к замене изношенного обмундирования на новое. Командиром роты был оберлейтенант фон Хайнитц. Одновременно с исполнением обязанностей каптенармуса я был назначен дежурным офицером, отвечавшим за несение службы, за готовность дежурного подразделения и, кроме того, ответственным за проведение стрельб из личного оружия.

12 августа 1942 года мне вручили черный значок за ранение и медаль за участие в «зимних сражениях на Восточном фронте в 1941-42 гг.», которую мы называли «орденом мороженого мяса».

К началу 1943 года я был вновь призван годным к несению службы в действующей армии. Чтобы не оказаться в совершенно незнакомой части, мы с несколькими солдатами попросились в формируемый в тот период на полигоне Графенвёр танковый батальон. Командиром роты оказался уже знакомый мне по 3-му танковому полку оберлейтенант Лангхаммер. И уже 12 января 1943 года я был зачислен в 4-ю роту 51-го танкового батальона, то есть в боевую часть.

Я был назначен командиром танка во второй танк 1-го взвода. Командиром батальона был гауптман Майер. Батальон вместе с 52-м танковым батальоном вошел в состав танкового полка «Фон Лаухерт».

Этот полк был первым, куда на вооружение поступили новейшие танки «Пантера», всего примерно 45 танков на батальон. На тот период «Пантера» была самым совершенным танком из всех имевшихся на вооружении в Вермахте. И мы очень гордились, что нам выпала честь служить на такой машине.

Естественно, всем нам пришлось переучиваться. И, кроме того, устранять мелкие технические недочеты. Параллельно я сдал экзамен на право вождения легкового и грузового автомобиля. И теперь иногда отправлялся на выходные в Бамберг, где тогда жила моя жена, на машине.

В середине апреля 1943 года нас перебросили во Францию на полигон в Мейи-ле-Шан для продолжения отработки навыков вождения танков «Пантера». Но уже в начале мая отозвали без техники снова в Графенвёр.

Оттуда нас (меня и еще 10 человек) откомандировали в Берлин получать технику. Танки предстояло получить на заводе № 5. Процедура продлилась дольше обычного, что дало нам возможность несколько дней провести в столице. Рядовой состав прикомандированных разместили при комендатуре, я же на ночь отправлялся к своим родителям. Дней через пять мы погрузили полученные танки на железнодорожные платформы и отправились в Графенвёр.

После устранения мелких неисправностей батальон погрузился с техникой на платформы и 25 июня 1943 года через Дрезден, Бреслау, Каттовиц, Брест, Минск, Гомель и Сумы проследовал до района Богодухова. 1 июля своим ходом мы проследовали в район сосредоточения под Тамаровку. Надо сказать, что в ходе марша выяснилось, что «Пантера» все же «сыровата» для боевого применения: двигатель перегревался, выходили из строя тормоза.

– Когда вы в 1943 году опять поехали в Россию, как вы это восприняли?

– Это никому не нравилось. Русским тоже не нравилось, что мы к ним пришли. Вся эта война была ненужной. Что она нам принесла? Ничего.

– Какое самое важное различие, для вас лично, между Pz-III и «Пантерой»?

– Сравнивать их нельзя. С точки зрения экипажа, «Пантера» требовала намного больше часов обслуживания.

5 июля началась крупномасштабная наступательная операция «Цитадель», целью которой был возврат захваченного противником Курска. Наш батальон в составе танкового полка «Фон Лаухерт» был подчинен 10-й танковой бригаде. А та, в свою очередь, входила в состав танковой дивизии «Великая Германия» (4-я танковая армия, группа армий «Юг»).