Array Антология - Живой Есенин

Кстати, о Н. Клюеве. Трудно понять и оценить лукавого олонецкого дьячка, не повидав его, не поговорив с ним. И напрасно П. Ф. Юшин цитирует его стихотворение «Жильцы гробов» [182], где Клюев укоряет белогвардейцев «за оплевание Красного бога» и «кутейных змий» за молитвы о романовском доме, где снова бы «чумазый Распутин плясал на иконах и в чашу плевал». Напрасно П. Ф. Юшин укоряет Есенина за то, что он отрицательно оценивает «Песнеслов», называя Клюева врагом: кто-кто, а Сергей знал и понимал Клюева лучше и правильней, чем другие. Ведь не за положительное отношение к Советской власти в начале тридцатых годов Клюев был выслан в Нарым.

31 августа в газете «Правда» появилось письмо за подписью Есенина и Грузинова:

«Мы, создатели имажинизма, доводим до всеобщего сведения, что группа „имажинисты“ в доселе известном составе объявляется нами распущенной».

Меня удивило, почему Сергей сперва настоял, чтобы я остался в группе, а потом поставил свою подпись под таким письмом. Грузинов же меня возмутил: он оставался в группе, бывал в «Калоше» и т. д. А главное, никаким создателем имажинизма он не был. Может быть, он обиделся, что в сборнике «Имажинисты» не были опубликованы его уже напечатанные стихи, которые он предлагал. Мои сомнения разрешил сам Иван, который, завидев меня на Петровке, пошел навстречу, давясь смехом.

– Здорово мы вас наподдели? – спросил он.

Я объяснил, что он, Грузинов, числясь в группе, «распустил» сам себя.

– Печатать тебя у нас не будут! – добавил я.

– Я выпускаю сборник стихов в «Современной России».

– Это кооперативное издательство недолго проживет, – сказал я. – А что ты будешь делать потом?

В этот момент я не вытерпел и заявил Ивану, что на этот литературный трюк именно он подбил Есенина. Грузинов не возражал, самодовольно улыбаясь. Он пояснил, что трюк направлен против Мариенгофа, который вообразил себя вождем.

Мы пошли каждый своей дорогой, но Иван окликнул меня, подошел и сообщил, что Есенин уехал на Кавказ и просил мне передать: как только вернется в Москву, встретится со мной.

Относительно Грузинова я оказался прав. «Современная Россия» очень скоро закрылась, хотя он там успел издать свою последнюю книгу [183], которую подарил мне с дружеской надписью. Успел он выпустить небольшую книгу о Есенине [184]. А потом пошли неудачи: ни его стихи, ни статьи не проходили ни в одном журнале, ни в одной газете. В тридцатых годах нельзя было писать о Сергее по причине приписанной ему есенинщины, и Грузинов принялся за воспоминания – «Маяковский и литературная Москва». Если с последней он еще был знаком, то Владимира Владимировича плоховато знал. Ни одного отрывка из этих воспоминаний нигде не печатали. Он продавал все, что писал, получая по сто рублей за лист, в ЦГАЛИ, где они и хранятся. Это не давало ему возможности безбедно жить. Во время Отечественной войны наш Иван Тишайший перебрался в Кунцево, поближе к своей родственнице, которая была замужем за состоятельным художником. Увы! Больно об этом писать, но напрасно надеялся Грузинов на родственное сочувствие: в 1942 году он умер в Кунцеве от голода. А доживи Иван до наших дней, он еще сказал бы свое слово о Есенине…

В сентябре 1924 года я был в одном из московских театров, купил журнал «Новый зритель» № 35 и, листая его, наткнулся на письмо в редакцию:

«В „Правде“ письмом в редакцию Сергей Есенин заявил, что он распускает группу имажинистов.

Развязность и безответственность этого заявления вынуждает нас опровергнуть его. Хотя Есенин и был одним из подписавших первую декларацию имажинизма, но он никогда не являлся идеологом имажинизма, свидетельством чего является отсутствие у Есенина хотя бы одной теоретической статьи.

Есенин примыкал к нашей идеологии, поскольку она ему была удобна, а мы никогда в нем, вечно отказывающемся от своего слова, не были уверены, как в своем соратнике.

После известного всем инцидента, завершившегося судом Ц. Б. журналистов над Есениным и К°, у группы наметилось внутреннее расхождение с Есениным, и она принуждена была отмежеваться от него, что и сделала, передав письмо заведующему лит. отделом „Известий“ Б. В. Гиммельфарбу 15 мая с/г. Есенин в нашем представлении безнадежно болен психически и физически, и это единственное оправдание его поступков.

Детальное изложение взаимоотношений Есенина с имажинистами будет напечатано в № 5 „Гостиницы для путешествующих в прекрасном“, официальном органе имажинистов, где, кстати, Есенин уже давно исключен из числа сотрудников.

Таким образом, „роспуск“ имажинизма является лишь лишним доказательством собственной распущенности Есенина.

Рюрик Ивнев, Анатолий Мариенгоф, Матвей Ройзман, Вадим Шершеневич, Николай Эрдман».

Я перечитал это письмо еще раз и уставился на свою подпись.

Не стану описывать ссоры из-за этого письма, которые происходили в нашей группе. Перейду сразу к весне 1925 года, когда Есенин вернулся с Кавказа в Москву и зашел днем в клуб поэтов. Я проверял в буфете некоторые счета у нашего заведующего столовой. Сергей положил мне руку на плечо, я обернулся, он сделал знак, чтоб я шел за ним. Мы вошли в комнату президиума. Он запер дверь на ключ, повесил пальто на крючок и бросил свою шляпу на подоконник.

– Значит, или подписывай письмо против Есенина, – сказал он, – или уходи от нас? Так?

– Нет, Сережа, не так, – ответил я. – Я этого письма не подписывал!

– Да ты что?

– Рюрик тоже не подписывал!

Я вынул из ящика стола книжку с телефонами поэтов, нашел номер Ивнева, дал Есенину и подвинул к нему аппарат. Он позвонил, попросил к телефону Рюрика. Ему ответили, что Ивнев с середины июля уехал и вернется недели через две.

– Николай Эрдман тоже этого письма не подписывал, – продолжал я. – У него телефона на Генеральной улице [185]нет. Звони Борису!

Найдя нужный телефон, я сказал его Сергею – он позвонил. Трубку взяла жена Бориса, танцовщица Вера Друцкая, обрадовалась Есенину. Они немного поговорили, и она позвала Бориса. Эрдман объяснил, что Николай этого письма не подписывал. Предлагали его подписать Борису и Якулову, оба отказались.

– А Шершеневич? – спросил Сергей, положив трубку.

– Вадим дал карт-бланш Анатолию. В письме есть обычный каламбур Шершеневича: «Роспуск имажинистов является собственной распущенностью Есенина».

Сергей некоторое время сидел, раздумывая.

– В письме есть ссылка на другое письмо, написанное в «Известия» Гиммельфарбу? – задал он вопрос.

– Даю тебе честное слово, Сережа, что этого письма никто из нас в глаза не видал и ничего о нем не слыхал!

– Верю! – согласился он. – А в пятом номере «Гостиницы» меня разнесут?

– Я хлопотал об издательстве «Общества имажинистов». Не разрешили. «Гостиница» кончилась!