Кристофер Гортнер - Мадемуазель Шанель

Я пулей примчалась домой, и на душе у меня было гадко. Сбросив плащ, я посмотрела на себя в зеркало. Уже несколько недель я старалась в него не заглядывать: не хотелось видеть, до чего меня довело мое упрямство. А теперь, увидев свое отражение, я отчаянно застонала.

На меня смотрело худенькое личико девочки, какой я была когда-то: огромные черные и потухшие глаза над впалыми от постоянного недоедания щеками. Я отвернулась, полезла в сумочку, достала полупустую пачку сигарет. Курила я теперь непрерывно, самую дешевую дрянь, какую могла себе позволить, поскольку табачный дым помогал мне не чувствовать голода.

И вдруг послышался стук в дверь.

Я замерла, стояла не двигаясь, пока зажженная спичка не обожгла мне пальцы. Я не отвечала. Пускай стучит сколько угодно, хоть костяшки в кровь обдерет. Пускай проваливает к черту наслаждаться своим беззаботным существованием, и будь он проклят со своими лошадьми и пустыми обещаниями!

— Коко! — Голос его прозвучал отчетливо, поскольку дверь была такая же тощая, как и я сама. — Я знаю, что ты здесь. Открой. Я хочу тебя видеть. Я повсюду искал тебя.

Тут уж я устоять не могла. Рванувшись к двери, я распахнула ее настежь и, не успел он переступить порог, заорала:

— Повсюду искал, говоришь? Интересно, где же ты смотрел? Все это время я была здесь, в этой комнате, которую мы с тобой сняли вместе. Ты хотел меня видеть? Ну вот она я, перед тобой. Смотри!

Я хотела уже захлопнуть дверь перед его носом, но Бальсан успел подставить ногу. Он зашел в комнату, а я пятилась перед ним, такая разъяренная, что готова была задушить его голыми руками.

— Боже мой… Что они с тобой сделали? — тихо произнес он.

Я так и обмерла на месте, закрыла лицо руками; меня душили рыдания. Столь глубокого горя я не испытывала с того дня, как нас бросил отец. Нахлынуло все сразу: и горечь моих утрат, и растерянность от путаницы и неразберихи в голове, и потеря веры в себя, и отчаянное чувство, будто, несмотря на все мои старания выкарабкаться, несмотря на уверенность в своей силе, окружающий мир всегда будет сильней меня, а все мои иллюзии рано или поздно погребут меня под своим тяжким весом и станут мне могильным надгробием.

— Немедленно уходим отсюда, — услышала я его шепот. Его руки обвились вокруг моей талии и прижали меня к себе; я плакала и пыталась оттолкнуть его. — Мы будем жить у меня в замке. Хватит с тебя гордыни, побаловалась, и будет. Я хочу, чтобы ты была со мной.

Какая девушка не хочет, чтобы о ней кто-нибудь заботился?

Именно это я повторяла себе, когда Бальсан отвез меня обратно в Мулен, чтобы я попрощалась с родными. После сурового испытания в Виши даже этот городишко показался мне сущим раем, но приехала я туда лишь для того, чтоб навестить своих тетушек. В новом черном льняном жакете и такой же юбке, которые мне купил Бальсан (прежнюю мою одежду мы просто выбросили), я сидела и скромно помалкивала, в то время как он уверял Луизу, что с ним я ни в чем не буду нуждаться.

Адриенна радостно захлопала в ладоши, будто видела, как Бальсан стоит передо мной на коленях и протягивает мне обручальное кольцо. За несколько месяцев нашей разлуки к ней вернулось прежнее самообладание, она вся так и сияла, потому что Морис де Нексон действительно чахнул по ней, хотя она так и не объяснила толком, почему он не приехал навестить ее в Виши. Луиза подыскала ей подходящую компаньонку, искусную сваху, которая предложила устроить для Адриенны с бароном и еще нескольких пар путешествие в Египет, чтобы возлюбленные оказались подальше от привычного окружения, окунулись в иную атмосферу и убедились, что брак — это именно то, чего они желают. Позже, гуляя со мной по городской площади, Адриенна призналась, что родственники Нексона хотят, чтобы он женился на девушке его круга, но он твердо заявил, что, кроме нее, никого не желает, и теперь она готовится к схватке, в которой хочет перетянуть их на свою сторону.

— Я очень рада за тебя, — сказала я.

Впрочем, я была несколько удивлена ее готовности терпеть неизбежные унижения, выступая в роли любовницы барона. Как удивлена и готовностью Луизы допустить такое, не важно, будет у Адриенны компаньонка или нет. В то же время я понимала, что и сама собираюсь поступить точно так же по отношению к Бальсану, хотя он ни о чем таком и не заикался. Едва ли я могла трезво судить о ситуации, которую и сама готова была принять. К тому же Адриенна была влюблена, тогда как мои чувства к Бальсану и отдаленно не были похожи на ее любовь. Благодарность — да, за утешение, за помощь, которую он оказал мне, ведь, оставшись одна, я бы просто погибла. Однако, как ни искала я в сердце хоть что-то похожее на страстное влечение Адриенны к Нексону, так и не нашла. На самом деле я страшилась развития наших с Бальсаном отношений в сторону дальнейшего сближения, хотя и понимала, что это неизбежно. И снова, пока Адриенна потчевала меня своими надеждами, я задавалась вопросом: неужели я не способна на пылкую страсть, которую Адриенна с таким жаром описывала?

Тетя Луиза пожелала мне bonne chance [8] Удачи (фр.) . и отвела глаза в сторону, тем самым как бы признавая, что мой отъезд был для нее облегчением. Выходило, что я дочь своего отца и у меня своя дорога. Для всех будет лучше, если Адриенна выйдет из-под моего влияния. Я была всего лишь племянницей, тогда как Адриенна — родной сестрой, о будущем которой Луиза должна заботиться, если хочет, чтобы брак Адриенны с бароном стал реальностью. Я была для Луизы обузой, нежелательным напоминанием того, как может кончить простая девушка. Как и в детстве, мне следовало исчезнуть, убраться с глаз долой.

И эта мысль укрепила мою решимость. Я уехала из Мулена без колебаний, несмотря на то что младшая сестра Антуанетта все еще оставалась в монастыре, а Джулия была всего в часе езды у бабушки с дедушкой. Мне очень хотелось увидеться с ними, не хотелось только объясняться. Все равно тетя Луиза скоро им сообщит, что я сбилась с пути истинного, потеряла надежду стать респектабельной женщиной. Я понимала, что она именно так и думает, читала ее мысли по глазам. Она не верила, что Бальсан когда-нибудь на мне женится.

Да я и сама не верила в это. Но решение принято, хорошее оно или нет.

Имение XVII века с пышным названием Руайо, которое купил Бальсан, находилось в окрестностях Компьеня, хотя сам замок был отнюдь не столь пышным: старый, запущенный, отапливался только огромными, покрытыми копотью каминами, мебель и портьеры на окнах и дверях пропахли плесенью. Многие годы комнаты оставались необитаемыми и были заставлены тяжелыми, покрытыми чехлами креслами и столами. Трубы водопровода проржавели, и вода из них текла бурого цвета. Всюду в углах виднелся мышиный и крысиный помет.