Кристофер Гортнер - Мадемуазель Шанель

— Чистой прибыли духи дают мало, это верно, — согласилась я, — да и конкурентов много. Может, и правда идея так себе.

Так это или не так, Мисе, видимо, было все равно, она уже зевала.

— Не слишком увлекайся новыми прожектами, дорогая, я хочу, чтобы ты сшила мне подвенечное платье. И в наше свадебное путешествие в Италию ты поедешь с нами, правда, Жожо?

Я вздрогнула, повернулась, чтобы посмотреть на Серта, полулежащего на диване рядом со мной и попыхивающего сигариллой. Он был толстым маленьким гномом, покрытым черной жесткой растительностью, даже на тыльной стороне его заляпанных краской ладоней, за исключением абсолютно лысой головы. Я обожала его. Он был воплощением родной почвы, земли, где он родился, грубой и простой, и в то же время удивительно эрудированным, причем без малейшего стремления демонстрировать это. И очень терпеливый и настойчивый. Еще бы, куда он денется, если живет с Мисей.

— Значит, ты в конце концов попросил ее руки, — сказала я.

Мися доставала его уже много месяцев, хотела официально оформить их отношения — и вовсе не потому, как я подозревала, что ее заботили эти формальности. Смерть Боя так потрясла ее, что она задумалась о своем будущем. Поскольку, в отличие от меня, сама она не умела заработать себе на жизнь, при отсутствии завещания или бумаги о полюбовном урегулировании отношений она рисковала остаться ни с чем. Серт зарабатывал деньги заказами, и приглашение американского миллионера Рокфеллера поработать в Нью-Йорке еще оставалось в силе.

— Она достала меня, — добродушно ответил Серт. — Моя Тоша не понимает слова «нет» и никогда не могла понять. — Он лукаво улыбнулся. — Ну вот, теперь и ты это знаешь. Так что пакуй чемоданы, едем в Венецию.

— Да, но когда же свадьба? Я до сих пор про нее ничего не слышал! — вскричал Кокто.

Никто из остальных, сидящих в комнате, не обратил на новость никакого внимания. Пикассо был увлечен разговором с каким-то танцором из «Русского балета», его жена Ольга уселась к нему так близко, что легко можно было подумать, она сидит у него на коленях, — очень забавная картина. А у ее по-мужски привлекательного Пабло глаза были как у блудливого кота.

— Я и тебя собиралась пригласить, — сказала Мися. — На свадьбу. Не в Италию.

Кокто недовольно надул губы:

— Я же маленький. Легко помещусь в чемодане.

Но Мися уже смотрела на меня:

— Мы женимся в июне, а потом почти сразу поедем в Италию. Тебе это удобно, дорогая?

Перспектива создавать для нее платье меня мало устраивала, даже захотелось сказать, что я совсем не умею шить. Серт тоже это понимал. Он оскалился, демонстрируя желтые от табака зубы.

— В июне я никак не могу, — сказала я, стараясь говорить примирительным тоном, хотя на душе у меня стало несколько легче. — Я должна быть в Биаррице, уже запланировала поездку. Давно там не была, надо присмотреть за своим maison, и Марта Давелли хочет там со мной встретиться. Пробуду до конца июля.

Мися бросила на меня сердитый взгляд. Ее раздражало любое упоминание о других моих друзьях.

— Но ты мне ничего об этом не говорила.

— Выскочило из головы. Прости, Мися. Но все равно я смогу сшить тебе платье.

— Нет-нет. — Она махнула рукой, брякая многочисленными браслетами. — Мы подождем.

— Чего подождете? — Я снова посмотрела на Серта.

— Пока ты не сможешь, — объяснил он. Потом наклонился ко мне ближе. — Ей бы надо выйти не за меня, а за тебя. Если тебя нет рядом, я для нее ноль без палочки.

Он произнес эти слова добродушно, без малейшего недовольства. Я рассмеялась и потянулась за сигаретами, а он вскинул брови и самодовольно откинулся назад.

На следующий день я позвонила Марте и подтвердила, что к концу месяца буду в Биаррице.

Мое заведение в Биаррице для меня лично оказалось золотым дном. Моя première мадам Дерэ встретила меня с улыбкой, хотя улыбалась она редко, и проводила через безукоризненно чистый салон в рабочие помещения, где из дорогих тканей шили разработанную мной спортивную одежду и одежду для досуга, чтобы предложить приехавшей на курорт и знающей в этом толк клиентуре.

Я сделала несколько замечаний, распорядилась внести кое-какие, самые минимальные изменения, лишь бы поддержать свой авторитет, и все остальное время проводила с Мартой Давелли, которая в свое время и подсказала мне открыть в Биаррице maison. Марта, очень эмоционально выразив мне свои соболезнования по поводу гибели Боя, видимо, решила отвлечь меня от мрачных дум в вихре увеселений: по утрам мы ходили на пляж, завтракали поздно, обедали уже вечером, а там азартные игры, вечеринки с джазом и шампанским, ночные клубы, снова казино, и так до самого рассвета.

Она успела бросить Константина Сэ, потерявшего свое состояние во время войны. Но поскольку ее собственная карьера всеми признанного сопрано достигла апогея, она могла позволить себе выбирать любовников, невзирая на их материальное положение. Последним, как она сообщила мне, был бежавший из своей страны Романов.

Тут не было ничего удивительного. Русская революция, убийство последнего царя побудили к бегству из страны всех, кого можно было хоть в малейшей степени подозревать в принадлежности к аристократии. Потерявшие гражданство князья и княгини, графы и графини вместе со слугами и без них бежали из неблагодарной отчизны, захватив с собой только то, что могли унести, то есть зачастую просто ни с чем.

На одной из вечеринок Марта познакомила меня со своим любовником:

— Дорогая, разреши представить тебе великого князя Дмитрия Павловича, сына великого князя Павла Александровича и двоюродного брата царя Николая Второго.

Хотя нет никакой необходимости упоминать о его достоинствах, попытаться все же стоит. Можно много говорить о династии Романовых, об их непростительном невнимании к нуждам голодающих крестьян и прочее, но мужчины у них в роду всегда были великолепны. В частности, и склонившийся к моей руке с поцелуем.

— Enchanté, [35] Очарован, восхищен (фр.) . мадемуазель.

Ну прямо живой пример романтического представления о том, каков должен быть настоящий князь, принц крови. Высокий, стройный как кипарис, светло-каштановые волосы, смазанные бриллиантином, красивая голова, прекрасно слепленный орлиный нос, полные губы. Он не отрывал от меня глубоко посаженных, живых глаз янтарного оттенка, и я было подумала, не ждет ли он, чтобы я присела перед ним в реверансе.

— Дмитрий, — сказала Марта, — будь умницей, принеси Коко чего-нибудь выпить. Смотри, бокал у нее уже пустой.

Он взял у меня фужер, легко при этом скользнув ладонью по моим пальцам. У него были прекрасные руки, узкие и белые; и в прежней жизни наверняка ничего тяжелее парадной сабли, которую надо было повесить на пояс перед торжественным выходом, он не поднимал.