Розмари Салливан - Дочь Сталина

Осенью 1942 года в образцовой школе № 25 появилась новая ученица Ольга Ривкина. Для этой элитной школы у нее было необычное происхождение. Девочка родилась в бедной еврейской семье. Они занимали комнату в коммунальной квартире, в которой проживали еще две семьи. Мать обеспечивала семью, работая корреспондентом в «Правде». 1941 год был ужасен. В июне, когда правительство выпустило постановление об обязательной эвакуации из Москвы детей до трех лет, Ольга, ее мама, бабушка и маленький брат Гриша уехали в Пензу. Когда они вернулись в Москву в мае 1942 года, Ольга пропустила год в школе. В образцовой школе № 25 было специальное отделение для таких детей. Ее приняли, и девочка осталась в Москве с бабушкой.

Воспоминания Ольги о школе, в основном, грустные. Хотя учителя никогда не третировали детей из бедных семей, другие дети были осведомлены о ее неполноценности. Оглядываясь назад, Ольга говорила: «И только один человек, который имел, казалось бы, больше всех оснований кичиться… был «личностью», никак не связанной со своим положением, — это Светлана Сталина». В интервью Ольга рассказывала:

«Тогда я по-настоящему полюбила Светлану… Она была очень скромной девушкой, даже застенчивой. В ней было много обаяния и женственности. Она привлекала мое внимание, я смотрела на нее с восторгом.

Наша дружба продолжалась всю нашу жизнь. До последнего дня».

Вскоре девочки стали сидеть за одной партой. После школы они подолгу гуляли по набережной Москвы-реки, хотя иногда их прогулки прерывались. Светлана говорила: «Сегодня я не могу опаздывать. Приезжает папа, а я не видела его две недели». У Ольги осталось впечатление, что, как и большинство людей вокруг, Светлана думала о нем как «о великом Сталине, но не совсем как об отце».

Продуктов в стране не хватало из-за войны, поэтому большинство людей, в том числе и семья Ольги, часто голодали. Ольга вспоминала, как, придя домой из школы, она съедала миску супа и садилась делать уроки со стаканом какавеллы (напиток из шелухи зерен какао-бобов). Когда на вечер не было никакой еды, бабушка говорила девочке ложиться спать пораньше, пока она еще не проголодалась, иначе потом не сможет уснуть. Ольга писала: «Светлана, конечно, не могла представить всего этого. В то время она была искусственно изолирована от обычной жизни… Она никогда ничего не покупала и едва ли знала, что деньги с каждым днем все больше обесцениваются».

В школе Светлана никогда не преподносила себя как дочь Сталина. Она жаловалась, что другие школьники часто смотрят на нее как на хорошо осведомленного человека, считают, что у нее есть доступ к секретной информации. Она уверяла Ольгу: «Я не знаю ничего, и меня это совсем не заботит». Светлана терпеть не могла, когда учителя заставляли ее составлять список объектов, названных в честь ее отца: гора около Перми, город Сталинград на Волге, автомобильный завод ЗИС (завод имени Сталина). Ольга вспоминала: «Бедная Светлана, она так хотела быть такой же, как все. Помню, однажды она наступила на ногу какому-то молодому человеку, и он назвал ее рыжей коровой — так она сразу расплылась в улыбке».

Тем не менее, о ее статусе постоянно напоминал ее личный охранник Михаил Климов, который был со Светланой и в эвакуации в Куйбышеве. У большинства детей в их элитной школе были охранники, например, у детей Молотова их было трое. В школе для охраны была отведена специальная комната позади гардероба, где они проводили время, пока дети были на уроках. Ольга и Светлана обе играли на пианино и часто ходили в консерваторию послушать своих любимых композиторов: Баха, Моцарта, Чайковского и Прокофьева. Климов покупал им билеты. Если в программе был скрипичный концерт, он начинал жаловаться: «Опять будем слушать это пиление!», садился позади девочек и временами вздрагивал от отвращения. Светлана заявляла, что постепенно Климов даже начал ей нравиться, но было не очень приятно, что кто-то все время следует за тобой как тень.

Обе девочки любили читать. У Светланы была «Антология русской поэзии XX века», изданная в 1925 году. Вместе они читали запрещенные стихи Ахматовой, Гумилева, Есенина. Еще когда они были в десятом классе, Ольга дала Светлане блокнот, исписанный своими стихами. Она чувствовала, что Светлана во многом на нее похожа: у нее тоже было счастливое детство, вдребезги разбитое несчастьем; она тоже была глубоко привязана к ныне отсутствующей матери. В ответ Светлана написала стихотворение для Ольги.

Хотя это стихотворение и адресовано Ольге, оно, скорее, является элегией к Наде, умершей десять лет назад. В нем говорится об ужасном одиночестве Светланы. Ничто не могло излечить боль потери. Ольга постепенно начинала понимать, что Светлана «ведь сирота».

После своего возвращения в Москву, Светлана проводила много времени на даче в Зубалово. Ее отец, занятый войной, пребывал, в основном, в своем бункере вместе с другими членами Политбюро. Ее брат Василий тоже жил в Зубалово вместе со своей женой Галиной. Ему был двадцать один год, он закончил Военно-воздушную академию имени Жуковского и липецкие курсы усовершенствования командиров авиационных эскадрилий. В октябре 1941 года он был капитаном. В феврале 1942 года уже получил звание полковника.

Его друг Степан Микоян, который был ранен и лежал в куйбышевском госпитале, очень удивился, когда Василий пришел навестить его в форме полковника. Как Василий позднее объяснил Степану, отец запретил ему участвовать в вылетах. Слишком много сыновей партийной элиты уже погибло: брат Степана, сын Хрущева, герой войны Тимур Фрунзе. Василий служил при Главном Штабе ВВС РККА в Москве, в летной инспекции ВВС, которая находилась на улице Пирогова. Он принял участие всего в одной или двух боевых операциях. Хотя Сталин часто бывал с Василием строг и даже груб, он, по-видимому, все-таки любил сына.

Василий окружил себе приятелями-летчиками и обращался с ними как с придворными. Ему нравилось приезжать в «Арагви», его любимый грузинский ресторан, где подавали изысканные блюда даже когда бушевала война и Москву все еще бомбили. Никто ни за что не платил. У одного из них просто было достаточно власти, чтобы обедать бесплатно. Оркестр играл все новые популярные песни, и советская элита хлебала водку под музыку.

Той осенью жизнь в Зубалово превратилась в бесконечную вечеринку. Василий приглашал летчиков, актеров, режиссеров, операторов, артистов балета, писателей и знаменитых спортсменов. По мнению Степана Микояна, он делал это, бессознательно подражая своему отцу, который собирал на своей кунцевской даче избранных членов Политбюро и устраивал застолья, которые продолжались до четырех-пяти часов утра. Большинство людей, собиравшихся в Зубалово, были как-то связаны с войной: летчики совершали боевые вылеты, операторы снимали кинохронику на фронте, часто сидя в окопах или закрепив камеру на броне танка, писатели работали как военные корреспонденты. На этих вечеринках царила хемингуэйевская экспансивность. Все смотрели фильмы в маленьком кинотеатре на даче, все слушали американский джаз, пластинки с которым постоянно менялись на патефоне. Были длинные пьяные ночи, когда все танцевали фокстрот. Для многих возможная близость смерти наполняла каждое мгновение жизни такой полнотой, какая была неведома в мирной жизни.