Майя Туровская - Зубы дракона. Мои 30-е годы

В частности, инициатива перелета принадлежала Громову, который был высококультурным летчиком-испытателем дореволюционной выделки. Громов рассказал нам, что, обдумав вместе с экипажем идею перелета и проложив трассу, он понял, что разрешение на подобную авантюру можно получить лишь на самом верху, куда доступа у него не было. Зато было известно, что Сталин благоволит Чкалову, и они решили предложить ему и его экипажу идею парного перелета. Тактика сработала: Чкалов такое разрешение действительно получил. Но, придя на летное поле, Громов обнаружил, что «на горке» стоит для подготовки только чкаловский АНТ, значит, ему придется лететь вторым. Правда, в отличие от первого экипажа, сбившегося с курса и приземлившегося в районе Ванкувера, Громов, Данилин и Юмашев точно выдержали курс, скорость и график (качество полета отмечал даже нацистский журнал) и в утешение получили не только положенные советские награды, но и престижную медаль Анри де Лаво. Фотографии ритуала встречи кортежа в Лос-Анджелесе мало чем отличаются от московских, разве что вместо закрытых машин пилоты сидят на спинке открытого автомобиля.

Мы спросили Громова, каково это было – быть героем в то время и что лично он чувствовал. Он ответил: «Так и чувствовал: либо грудь в крестах, либо голова в кустах. Все могло быть – и перелет, и арест. Повезло». Кстати, красавчику Юмашеву Голливуд с ходу предложил главную роль в игровом фильме про летчика с дальнейшим трехлетним контрактом. Разумеется, «сталинскому соколу» и в ум такое не могло влететь, максимум, что он мог себе позволить, – с юмором рассказать об этом на страницах того же «Огонька» и снять любительский фильм о пребывании в Америке.

Можно было бы привести схожий рассказ Папанина об интригах и хитроумных ходах, которые понадобились ему для разрешения на работу на дрейфующей станции, – он-то был вхож к «самому», хотя и нелюбим Берией. На самом деле советская власть, партия и лично товарищ Сталин не были ни авторами, ни даже заказчиками иных подвигов, как это часто выглядит в позднейших легендах (я бы назвала их «вторичным культом»). Напротив, продвижение дерзкой идеи требовало знакомств, связей, упорства, хитрости, не говоря об удаче. Зато любой успех упомянутые инстанции умели отчуждать в свою пользу, экспроприировать и присваивать – в этом вождь напоминал гофмановского крошку Цахеса по прозванию Циннобер. Чарльз Линдберг был прославлен как Линдберг, но Чкалов и Громов – как «сталинские соколы».

Можно сказать шире: если в чем сталинизм преуспел надолго вперед, так это в идеологическом маркетинге самого себя. Он почти элиминировал представление о стохастических процессах в советском обществе и представил его миру полностью управляемой структурой, каким оно сроду не было – пятилетки тому пример. (Нацизм, кстати, при немецкой ментальности, достиг в этом смысле большего.) Массовый журнал как раз и служил агентом такого идеологического маркетинга.

«Огонек»: Валерий Чкалов, 1937 год.

«Огонек»: «Перед полетом (слева направо): М. Громов, С. Данилин и А. Юмашев», 1937 год.

«Огонек» № 24 за 1937 год открывается почти символическим фото: молодой рабочий держит земной шар. Сюжет, впрочем, прозаический: Стаханов сдает экзамен по географии в Промакадемию. Миф Стаханова и стахановцев – самый мифический из героических мифов СССР. Ему ищут посильное объяснение. Бернис Розенталь, например, пишет: «Литература и искусство прославляли стахановцев, чьи подвиги были результатом инсценировок» [102]. Само собой, для западного сознания стахановское движение вообще непостижимо, оно моделируется по припискам брежневских времен. Но вот в отечественном биографическом энциклопедическом словаре К. Залесского «Империя Сталина» читаем:

По воспоминаниям работавших вместе с ним людей, система работы С. (получившего поддержку парторганов) стала заключаться в том, что на него работали несколько человек, обеспечивая ему помощь и отгрузку угля, что давало С. возможность устанавливать рекорды, превосходящие разумные размеры [103].

Почему крестьянин-батрак, пришедший на шахту коногоном, не член партии даже, мог получить такую поддержку и помощь, остается неочевидным. Как и вообще феномен стахановского движения, с 1935 года затопившего собой советские СМИ.

Нам довелось снимать на «Мосфильме» Стаханова и того самого парторга шахты «Центральная-Ирмино» Константина Петрова, который и был истинным автором «подвига» и фактическим отцом-основателем стахановского движения. А также разговаривать со знатной стахановкой Татьяной Федоровой, давно уже работавшей в верхних управленческих эшелонах Метростроя. Загадку Стаханова по-своему объяснил нам парторг, взявший на себя, в полном согласии с «соцреалистическим каноном» а-ля Катя Кларк, роль ментора при будущем герое. Для нас, «киношников», он приукрасил сюжет – хитроумия ему было не занимать. На самом деле стахановское движение он изобрел почти нечаянно, стараясь спасти свою шахту, которая шла под откос. И вот что он нам рассказал.

По его словам, Алексей Стаханов, деревенский парень, не имевший шахтерских корней, что называется, «знал жилу». Он не просто рубал уголек, но умел найти такое место для удара кайлом, что иногда обрушивался целый пласт. Тут уж конечно ему обеспечивали и помощь, и отгрузку угля. Шустрый парторг сообразил, как можно использовать этот природный дар, взял инициативу в свои руки и стал в глубокой тайне готовить «рекорд», который в самом деле оказался ни с чем не сообразным: он превысил норму на 1350 процентов.

Дочь Стаханова Виолетта в интервью «Московскому комсомольцу» (21.07.2003) предложила, правда, другую, менее романтическую, версию – от того же, кстати, Петрова. Для будущего рекорда были присмотрены два молодых, перспективных забойщика. Один ничего предложить не смог, зато у другого (Стаханова. – М. Т. ) были два рацпредложения, одно из них – разделение труда (забойщик и два крепильщика). В результате они и выдали неслыханную выработку. «Я считаю, – сказала дочь Стаханова, – что просто впервые применили разумную организацию труда».

Как ни странно, самое подробное, даже подножное, описание «звездного момента» я нашла там, куда ни я, ни дочь героя, не говоря об обличителях «подвига», не дали себе труда попервоначалу заглянуть, заведомо считая этот источник пропагандой: в речи Стаханова на страницах стенографического отчета «Первое всесоюзное совещание рабочих и работниц – стахановцев». Канон, видимо, еще не был выработан, и шахтер, не мудрствуя лукаво, без прикрас рассказал о своей организационной инициативе («пустить забойщика на всю лаву») на своем профессиональном сленге. Как ему предложили «рекорд» и как он