Николай Дашкиев - Зубы дракона

На рассвете 7 мая 1946 года между болотами дельты реки Ганг, вблизи небольшого местечка Чандпур, настороженно озираясь, продвигались два усталых человека в грязном и изорванном военном обмундировании колониального типа.

Ни бедственный вид путников, ни их лохмотья никого не удивили бы в Индии, где испокон веков господствуют нищета и голод. Они могли привлечь внимание только тем, что старательно избегали встреч с людьми и, сторонясь шоссе, упрямо продирались сквозь чащу, рискуя ежеминутно встретить одну из тех неисчислимых опасностей, которыми так богат экваториальный пояс.

И впрямь: шедший впереди рыжий человек вдруг отпрянул назад и, вытирая пот со лба, шепотом выругался по-английски.

— Что? — его спутник, молодой стройный мужчина, испуганно пригнулся и рывком протянул руку с пистолетом.

— Кобра! — бросил первый. — Будь внимателен, Чарли!

— Хватит, Майкл, — молодой выпрямился, брезгливо провел рукой по лохмотьям и показал на исцарапанные, покрытые ранами ноги. — Каждому и так будет ясно, что мы провели в джунглях по крайней мере недели две.

— Ты так думаешь, дитятко?! — рыжий Майкл насмешливо прищурил глаз и почесал подбородок. — Для Индии у тебя такой вид, словно ты совершил простую увеселительную прогулку. А профессор Сатиапал, говорят, человек очень осторожный. Нет, нет! Мы должны к ворогам его дворца приползти, — именно так, приползти, изнемогая от голода и усталости! — и лишь тогда они откроются перед нами. Ради этого не грех и пострадать.

Иллюстрируя свое утверждение, Майкл пошел напрямик через кустарник, острые шипы которого полосовали и одежду и тело.

Чарли поплелся следом. Путешествие давалось ему нелегко. Он оберегал лицо и руки, выбирая более удобную дорогу. Но это были напрасные усилия. Буйные дебри не оставляли прогалин, а коварная зелень трясины и нефтяно-черная грязь болота только и ждали неосторожного, чтобы засосать, похоронить заживо.

Продвижение через джунгли забирало всю энергию. Путники шли молча, тяжело дыша. Наконец младший не вытерпел и, отчаянно выругавшись, сел на колючую кочку:

— Хватит, Майкл! Пора завтракать.

Старик остановился, пренебрежительно взглянул на спутника и примостился рядом с ним.

— Ну, завтракай! — он протянул руку и сорвал серо-зеленый скользкий гриб. — Прошу! Почти шампиньон. Очень вкусен, если зажарить в сметане.

— Майкл!

— Что, мой дорогой?

Чарли сделал такое движение, словно проглотил что-то большое и сухое, сплюнул густую слюну и с жадностью взглянул на солдатскую сумку в руках своего спутника.

— Беспокоит? — сочувственно отозвался старый Майкл. — Это никуда не годится!

Он вынул из сумки красочно размалеванную банку консервов, понюхал ее, повертел в руках и энергичным движением забросил далеко в болото.

— Хоть глоток рома, Майкл! В горле пересохло.

— Рома? Н-е-т! — старик извлек флягу и вылил на землю темную пахучую жидкость. — Ром вредно влияет на сердце, дитятко! Пел воду. Лучше всего из болота. Проживешь лот сто.

— К черту шутки! — разозлился Чарли. — Чего-чего, а чистой воды следовало прихватить. Ты что, хочешь, чтобы я заболел дизентерией?!

— О! Идея! — старик вскочил на ноги, как будто услышал что-то необычайно радостное. — В самом деле, это было бы чудесно!

— Ты что — сошел с ума? А не лучше ли, чтобы заболел ты?

— Мне не стоит, — лицемерно вздохнул Майкл. — Ты — молодой, видный, а я… Вот представь: в ранчо профессора Сатиапала появляется красавец-мужчина. Oн тяжело болен…

— Дизентерией?

— Да. Профессор Сатиапал замечает, что этот юноша очень похож на его сына, расстрелянного англичанами. Профессор… Ну, что ты уставился на меня? Разве тебе но хочется завоевать доверие профессора Сатиапала?

— Послушай, Майкл! — на щеках у Чарли обозначились тугие желваки. — Мне очень хочется тебя убить. Я вот прикидываю, не выйдет ли из тебя хороший бифштекс?

— Думаю, что нет, — примирительно ответил старик. — Я жилистый. К тому же, Чарли, у тебя нет огня, а ты, как "гомо сапиенс" — "человек разумный" — сырого мяса есть не будешь.

— Буду!

— Желудок испортишь, мой дорогой!

В голосе рыжего Майкла прозвучали такие интонации, что Чарли, не ожидая приказа, поднялся и молча пошел вперед, прокладывая путь через джунгли. На его счастье, самые тяжелые испытания остались позади. Почва становилась суше, колючие кустарники уступали место деревьям.

Индийские джунгли своеобразны. Здесь, где неудержимые ливни чередуются со страшными засухами, растительность вынуждена приспосабливаться к сложным климатическим условиям. В сухое время года тропические деревья сбрасывают листья, леса стоят голые, полумертвые. Только жесткая седая трава, безразличная к жгучим лучам солнца, упрямо тянется вверх.

Еще не наступил период летних дождей — период нестерпимой духоты. Апрель-май в Индии — лучшее время года. Но сегодня жара достигла исключительной силы: с гималайских вершин в долину Ганга обрушился сухой, жгучий ветер "лу". В полдень, когда солнце стояло почти в зените, температура поднялась до сорока пята градусов Цельсия. Идти дальше было безумием, почти самоубийством: в любой момент человека мог свалить тепловой удар. Но рыжий Майкл, казалось, даже стремился к этому: он ни на минутку не давал отдыха своему спутнику, подгонял его, если тот хоть немного замедлял ход.

За целый день путешественники не выпили ни капли воды. И это, пожалуй, спасало их. Нестерпимую жажду они заглушали солью. Нельзя сказать, что это был очень приятный способ, но именно он давал силы выдержать изнурительный поход. Организм, возбужденный солью, более энергично сжигает сам себя, добывая воду из собственных клеток.

Такое путешествие измучило бы кого угодно. Утром оба путешественника просто имели вид очень усталых людей, сейчас на них страшно было взглянуть. Худые, почерневшие от голода и жажды, они шли шатаясь, чуть не падая.

На отдых остановились, когда солнце начало клониться к закату. Но рыжий Майкл и теперь не дал покоя спутнику.

— Так вот, Чарли… — он вытащил из сумки топографическую карту и расстелил ее на коленях. — До имения Сатиапала осталось километров двадцать. Может быть, нам придется разлучиться, поэтому хорошенько запомни все, что я тебе скажу. Ты, Чарли Бертон, сержант королевской армии, за преступление против короля и Британии приговорен к каторжным работам. Я, Майкл Хинчинбрук, твой подчиненный, помог тебе удрать. Мы не коммунисты, упаси бог! Сатиапал боится даже этого слова. Но он ярый националист, не забывай этого.