Томас Шёберг - Ингмар Бергман. Жизнь, любовь и измены

Однако решение далось ей нелегко.

Думаю, Ингмар чувствовал, что она колебалась, тогда как сам он внезапно решился. Он упорно настаивал, и тогда она ушла, вот и все. Помню, я плакала. Что она делает? Меня мучила тревога. Ведь я не знала его. И не была тогда для Ингрид опорой. Ингмар все время твердил мне: “Я тебе не нравился. Ты ведь плакала”, —

рассказывает Биргит де Геер.

Фон Розен и Бергман решили пожениться осенью 1971-го, в строжайшем секрете. У режиссера это уже вошло в привычку, и, как в тот раз, когда женился на Кэби Ларетаи, он планировал перехитрить журналистов, для которых донжуан Бергман был лакомой добычей. На сей раз хитрость удалась.

Сестра Биргит успела выйти за директора завода и носила теперь фамилию де Геер, а жили они в Лешёфорсе. В провинции, в сорока километрах к северу от Филипстада, недалеко от границы Даларны и Вестманланда, им ничто не грозило. Ни один журналист не догадается, что именно там Бергман женится в пятый раз.

Супруги де Геер приняли все меры безопасности. Наемный персонал и тот знать не знал, кто придет на ужин. Саму церемонию совершил пастор Людвиг Ёнссон.

Теперь Ингрид Бергман направила свою прекрасно развитую заботливость и административные способности на нового супруга. Она целиком посвятила себя обеспечению его потребностей. Прежние его женщины сами делали карьеру, а Ингрид Бергман нет. Все ее внимание безраздельно доставалось режиссеру. “Когда я на кухне готовлю Ингмару ужин, я счастлива”, – порой говорила она, как вспоминает ее сестра Биргит де Геер. “Она не замечала его тяжелого характера. Я спрашивала ее: “Ты когда-нибудь настаиваешь на своем?” – он же был крайне придирчив. И она отвечала: “Да, когда это очень-очень важно”. Ведь сестра, хотя и пеклась прежде всего о других, была самостоятельной натурой. А Бергман рассказывал Биргит де Геер, что провоцировал жену и иной раз вел себя вправду прескверно. Как-то раз, когда он особенно разошелся, жена с олимпийским спокойствием посмотрела на него и сказала: “Что ж, пожалуй, пора мне стукнуть кулаком по столу”. Она превосходно умела пользоваться подобными выражениями, и он немедля присмирел как собака.

До какой степени доходила привередливость Ингмара Бергмана, выяснилось, когда в конце 2011 года Анита Хаглёф, экономка, которую он держал на старости лет, продала с аукциона знаменитые “Злые записки Бергмана”. Короткие записочки, накарябанные на клочках бумаги, точные инструкции обо всем на свете.

ВНИМАНИЕ! ОДЕЯЛО ДОЛЖНО ДОСТИГАТЬ

ДОСЮДА!

ЕСЛИ ЭТОТ СЫР ЯРЛСБЕРГ, ТО Я УТЕНОК

ДОНАЛД! БУДУ В ТЕЛЕВИЗИОННОЙ

КОМНАТЕ С ПОЛОВИНЫ ТРЕТЬЕГО

ДО ЧЕТЫРЕХ. НАДО РЕШИТЬ ПРОБЛЕМУ

С ХОЛОДИЛЬНИКОМ!

АНИТА! НОСКИ? СОК ЗДЕСЬ В 15.30. УЖИН

В 18.00.

Я ЛЮБЛЮ ПО-НАСТОЯЩЕМУ ТОНКОЕ

ИМБИРНОЕ ПЕЧЕНЬЕ.

НОВЫЙ СЫР ЗАБРАКОВАН. НИКАКОГО

ВКУСА.

ЭТОТ СЫР ЕЩЕ ХУЖЕ. ОТМЕНЯЕМ.

В фильме Тома Аланда “Экономка Бергмана” (2009) Анита Хаглёф рассказала, как выглядели будни в квартире на Карлаплан и в доме на Форё. Двадцать лет она проработала на коммутаторе Драматического театра, и все это время Бергман разве что мимоходом бросал ей “привет, привет” да в одном из разговоров с Ларсом Лёфгреном назвал ее “телефонной ведьмой”. После кончины Ингрид Бергман в мае 1995-го ему потребовалась помощь во всем – в уборке, приготовлении еды, пришивании пуговиц, закупках, курьерских услугах. Две недели испытательного срока превратились в восемь лет на службе у режиссера.

Анита Хаглёф рассказывает в фильме, что, когда Бергман находился дома, она ни на миг не могла расслабиться. Он был невероятно педантичен во всем. Отступления от порядка недопустимы. Еду надо подавать на стол минута в минуту, все должно быть как некогда в доме его родителей. Когда он возвращался домой после изнурительного дня в Драматическом, то иной раз называл ее озорницей и ведьмой. Он был невероятно впечатлителен, не терпел неожиданных звуков и, когда Хаглёф однажды уронила на пол крышку от кастрюли, прямо-таки взорвался: “Еще раз так сделаешь, убью!” Давал ей скрупулезнейшие указания, как застилать его постель. Шел с ней в спальню, объяснял, что одеяло надо складывать поперек вдвое, что ей надо знать длину его руки, чтобы точно отмерять расстояние между краем простыни и изголовьем кровати. В доме на Форё он клал на кровать линейку.

Кроме того, Бергман требовал, чтобы она внешне соответствовала его пожеланиям. Например, отказалась от губной помады (“Ты без нее симпатичнее”) и перестала красить волосы.

Экономка чувствовала себя ничтожной и начала смотреть на себя как на “глупую служанку”. Однажды она, собравшись с духом, сказала ему: “Ты нападаешь на слабых!” – и режиссер согласился, что многие его боятся. Бергман во многом напоминал ей родного ее деда, человека властного, которого она в детстве боялась. Хаглёф часто сердилась на режиссера, но видела и его уязвимость, его одиночество; “он как маленький мальчишка”, говорит она Тому Аланду.

Требуется много терпения и внутренней силы, чтобы выдержать такие вот ежедневные тяготы. Ингрид Бергман, по-видимому, обладала солидным запасом самообладания и самопожертвования. Она, как говорит ее сестра Биргит де Геер, по натуре была сдержанна: “Тебя встречала отнюдь не улыбчивая особа”. Поэтому на первый взгляд она могла показаться строгой, однако в ней совершенно отсутствовала отцовская жесткость. “А мне хочется, чтобы она ею обладала. Но в ней не было ни капли строгости. Или, по крайней мере, слишком уж мало”.

Обращаясь во многих своих фильмах к проблемам религии, Ингмар Бергман считал свою пятую жену наименее религиозным человеком, какого возможно себе представить. “Однако она ежедневно совершает благие дела”, – говорил он Биргит де Геер. Правда, отдача не была взаимной. Все вращалось вокруг потребностей и желаний режиссера. Когда у Фредрика фон Розена, сына Ингрид Бергман от первого брака, родился сын, она хотела, чтобы малыша крестили в поместье Ильсхольм, принадлежавшем семье Карлебу в Рослагене, у пролива Ветёсунд. Но Ингмар Бергман не позволял ей покидать Форё больше чем на два дня, и крестины устраивала сестра.

В мире Бергмана все, что могло помешать ему и его жизни, следовало устранять. В браке с Ингрид Бергман это означало: все, что могло мало-мальски отвлечь ее внимание от него, следовало держать на должном расстоянии. В особенности ее детей.

Он старался отделаться от всего окружения Ингрид, от всех, кто хоть что-то для нее значил. Такой вот собственник. На первом месте всегда он, Ингмар. А она любила своих детей. И очень тяжело переживала, что они не могли быть с ней. Правда, от меня он так и не сумел отделаться. И волей-неволей смирился, —