Бенедикт Сарнов - Скуки не было. Первая книга воспоминаний

Владик Бахнов и Гриша Поженян.

Гриша Бакланов. Вот таким он был, когда мы познакомились. Только уже без погон.

Эмка Мандель (Коржавин).

Костя Левин.

Это обложка моей детской книжки — той самой, где обо мне было сказано, что литературную работу я начал как критик.

А этот рисунок — не из книги, а из журнала «Пионер». С ним для меня было связано новое, неведомое мне прежде переживание: впервые в моей жизни иллюстрации к написанному мною тексту были заказаны художнику (Г. Филипповскому).

Шурик Воронель.

«Пусть займется химией или физикой. Но ни в коем случае не историей, не философией и не литературой. Иначе он обязательно к нам вернется», — сказал полковник МГБ его маме.

Гена Файбусович (Борис Хазанов).

При обыске в его бумагах нашли переписанный им от руки 66-й сонет Шекспира и инкриминировали его арестованному как прямую антисоветчину.

Девочка, в которую я был влюблен.

Появился на свет новый человек, которого надо было кормить, растить и все такое прочее.

С Фазилем Искандером.

Играю в шахматы с моим другом Борей Балтером.

Рисунок Б. Биргера.

1961 год. Шереметьевка. Дачный поселок «Литгазеты». Молодой Булат поет нам самые первые свои песни. Слева от Булата — я, справа от него — моя жена Слава. Справа внизу — первая, рано умершая жена Булата — Галя.

Когда я родился, мой дед (отец отца) объявил, что если полагающийся тысячелетний обряд надо мною не будет совершен, он ни меня, ни даже брак моего отца с моей мамой признавать не будет.

Мой отец был не только хорошим отцом, но и хорошим сыном. Каждое утро он отправлялся на почту, чтобы отослать отцу на Украину бандероль со свежим номером «Известий».

Это моя мама.

Окончив с серебряной медалью гимназию в своих родных Черкассах, она уехала — одна — из отцовского дома в Одессу и поступила в Новороссийский университет.

Могла ли она позволить, чтобы теперь, на десятом году революции, над ее только что родившимся сыном совершили мракобесный, кровавый средневековый обряд?

Он произнес только одно слово: — Пипка.

Сейчас нашему Мишке двадцать лет.

Вот с такого, наверно, возраста я стал приставать к матери со своим постоянным нытьем: «Мама, читай!»

Раиса Давыдовна и Адольф Александрович Кусевицкие.

(Слева — их рано умершая дочь Софья, ее я знал только по этой фотографии.)

Мой двоюродный брат Владимир (Вовка). В 1939 году он поступил в Ленинградское военно-инженерное училище, которое окончил в 41-м (прямо к войне) — лейтенантом. Так до конца войны он лейтенантом и остался.

А это — первый послевоенный год, 1946-й. Тут он уже без ноги, на костылях. Но — с неизменной улыбкой. Только таким я его и помню: смеющимся или улыбающимся.

У Лидии Корнеевны Чуковской в Переделкине.

Лидия Корнеевна Чуковская, Вера Васильевна Смирнова и «Ванечка» Халтурин.

Иван Игнатьевич Халтурин. Я знал его уже таким.

Вера Васильевна Смирнова. Вот такой она была, когда написала мне свое письмо о Гайдаре.

В Париже у Синявских.