Павел Басинский - Лев в тени Льва. История любви и ненависти

Путешествие заняло почти год. Через Вену и Триест наследник отправился в Грецию, а затем в Египет. Из Египта – в Бомбей, а затем через Индию на Цейлон. Он посетил Яву и Бангкок, прибыл в Нанкин и путешествовал по Китаю. В Японии близ Киото на него было совершено покушение, он был ранен. От Владивостока он проехал через Дальний Восток, Сибирь и Урал, вернувшись в Санкт-Петербург из Оренбурга по железной дороге.

Лев и Сергей, конечно, захотели увидеть молодого наследника и при возможности быть представленным ему. Село, в котором он должен был остановиться на ночлег по дороге в Оренбург, находилось в сорока верстах от хутора Бибикова, где жил Лев. Но близкий знакомый Сергея князь Ухтомский решительно отклонил просьбу и сказал, что наследник слишком устал, чтобы говорить с новыми людьми. В результате они могли увидеть его мельком.

Ради приезда наследника на скромном хуторе был выстроен большой дом с электрическим освещением. «Когда мы приехали в село, где ждали Наследника, – пишет Лев Львович, – я стал в толпе народа около сельской деревенской церкви. Вдали показалось облако черной пыли, потом головы и дуги бешено скакавших потных лошадей, и несколько троек с бубенцами вкатили в село и круто остановились около церкви. Наследник первый выскочил из своей коляски. Проходя мимо меня на паперть церкви, он с удивлением оглянулся на мой студенческий мундир с золотыми пуговицами среди народа и быстро вошел в церковь».

Можно предположить, что молодой Николай был не только удивлен, но взволнован, если не напуган присутствием Льва Львовича. Кто-кто, а студенты никогда не были опорой русского самодержавия. После покушения на Николая в японском городке Отцу, где самурай-полицейский нанес ему два удара мечом по голове (от смерти его чудом спас находившийся рядом греческий принц Георг), цесаревич мог заподозрить новое покушение, когда вдруг увидел на хуторе среди мужиков… студента!

Лев Львович, кажется, не понял этого. Он был недоволен тем, что наследник не пожелал встретиться с братьями Толстыми. «Это было моим первым отрицательным впечатлением от окружения Наследника Николая Александровича, и моя надежда – познакомиться с ним и когда-нибудь с ним вместе работать на пользу России – была этим сразу омрачена…»

В отличие от отца, Лев Львович уже в молодости придавал большое значение возможности знакомства с царской семьей. Тем самым он тоже был ближе к матери, чем к отцу. Софья Андреевна гордилась своими встречами с членами императорской фамилии. Все-таки и ее отец, и родной дядя были гоф-медиками. Первая встреча с императрицей Марией Федоровной, супругой Александра III и матерью цесаревича Николая, в феврале 1885 года произвела на Софью Андреевну сильное впечатление. Знакомство было случайным – в Николаевском женском институте, начальницей которого была двоюродная тетка Софьи Андреевны Екатерина Николаевна Шостак.

В мемуарах «Моя жизнь» Софья Андреевна весьма скупо описала свою первую встречу с представительницей царствующей династии. Но из письма к мужу от 21 февраля 1885 года из Петербурга, где она находилась со старшей дочерью Татьяной, можно понять, как она была взволнована этим событием!

«Сидим мы с ней (Шостак – П. Б. ), говорим, вдруг говорят: “Императрица!” Я говорю: “покажите мне ее откуда-нибудь”. Екатерина Николаевна вскочила, как стрела, кричит: “Скорей мою палку” (у ней нога больная, ходит с палкой), потом обращается ко мне “Sophie, restez” [16], и убегает… Ждали, ждали, вдруг гул, шум, кричат: “идет”. Пролетает дама с нотами и мимоходом говорит: “L’impératrice fera une visite à Madame Schostak” [17]. Мы смутились, было, но скоро всё шествие прошло мимо нас. Я думала – тем и кончится, но Екатерина Николаевна крикнула: “Sophie, venez et [18]Таня”. Я подошла, она меня представила императрице, потом позвала Таню, и тут я сказала: “ma fille” [19]. Признаюсь чистосердечно, я была очень взволнована, но не растерялась. Она, т. е. императрица, спросила: “Il у a longtempts que vouz êtes arrivée”. Я говорю: “Non, Madame, depuis hier seulement” [20]. Потом пошли в залу. Императрица опять обратилась ко мне: “Votre mari se porte bien?”. Я говорю: “Votre Majesté est bien bonne, il se porte bien”. “J’espère qu’il écrit quelque chose” [21]Я говорю: “Non, Madame, pas en ce moment; mais je crois qu’il se propose d’écrire quelque chose pour les école, dan le genre de «Чем люди живы»” [22]. Екатерина Николаевна вмешалась, говоря: “Il n’écrira jamais des romans, il l’а dit à comtesse Alexandrine Tolstoy” [23]. Императрица говорит: “Est-ce que vous ne le désirez point, cela m’étonne” [24]. И обратилась ко мне. Я ей говорю: “J’espère que les enfants de sa Majesté ont lu les livres de mon mari” [25]. Она качнула головой и говорит: “Oh, je crois bien” [26]. Затем она села, началось пенье, и скоро она уехала».

Софья Андреевна была довольна собой. Она сумела и лицо сохранить, напомнив императрице, что она жена великого писателя, над «Севастопольскими рассказами» которого еще подростком рыдал ее венценосный муж (в этом, возможно, был двойной смысл вопроса: читают ли Льва Толстого их дети?); и поддержать великосветский разговор, не переступая границ приличий. Потому что если бы она переступила эти границы, она могла бы сказать Марии Федоровне, что именно в это время, зимой 1885 года, было запрещено к печати произведение Толстого «Так что же нам делать?». Оно было вырезано из готового набора в журнале «Русская мысль». Именно этой зимой в Париже в переводе на французский вышла книга Толстого «В чем моя вера?», тоже запрещенная в России. Да и сам приезд Софьи Андреевны в Петербург был связан с хлопотами в связи с цензурным запрещением двенадцатого тома собраний сочинений ее мужа.

Но Софья Андреевна повела себя правильно. Говорить об этом императрице было бы и бестактно, и бессмысленно. Вопросы цензуры не входили в сферу ее влияния. Но можно не сомневаться, что Толстой морщился, читая это письмо жены.

В ответном письме Толстой отозвался об этой встрече иронически. «Костинька (К. А. Иславин – дядя Софьи Андреевны – П. Б. ) был утром, только что Лёля прочел твое письмо, и Лёля, встречая его, говорит: Мама с Императрицей говорила. Костинька, ни минуты не задумываясь, сказал: Теперь могу спокойно умереть. Ныне отпущаеши раба Твоего».

Неудавшаяся встреча братьев Толстых с цесаревичем завершилась курьезом, впрочем, весьма опасным. Братья Толстые решили ехать за цесаревичем и его свитой до Оренбурга…

«Мы остановились в гостинице и начали день с осмотра знаменитой в городе мечети. Особенно интересовался ею наш башкирец Нагим, которого Сережа взял с собой как знатока лошадей. Выйдя из мечети, мы заметили каких-то странных людей, сидевших тут и там на площади и следивших за нами. Мы подошли к свободной скамейке и сели отдохнуть. Один из этих странных благообразных господ, чисто одетый, сидевший рядом с нами, вдруг обратился к брату Сергею и учтиво спросил его, зачем мы приехали в Оренбург.