Павел Басинский - Лев в тени Льва. История любви и ненависти

В следующем письме к сыну Толстой признается, что его радость по поводу свадьбы не имеет рационального обоснования – рад и всё! «Женитьба твоя мне очень нравится. Оснований для этого у меня нет очень определенных, но есть общее чувство, по которому, когда вспомню, что ты женишься и именно на Доре Вестерлунд, мне делается веселее – приятно. Всё, что знаю про нее, мне приятно, и то, что она шведка, и то, что она очень молода, и, главное, то, что вы очень любите друг друга…»

Но в этом же письме он дает сыну совет, который говорит о том, что Толстой сделал выводы из опыта собственной семейной жизни и не хотел бы, чтобы Лёва повторял его ошибки. Из письма сына, где тот сообщал, что добивается от невесты полной правды и сам собирается ничего от нее не скрывать, отец, вероятно, почувствовал: сын опять дублирует его поведение в молодости. Он опять наступает на его тень!

«Совет в том, чтобы как можно меньше связывать свою свободу вам обоим, ничего не предпринимать, не обещать, не устраивать себе определенную форму жизни, a garder ses coudes franches [41]. Вы так молоды, что вам еще надо узнать, что вы, кто вы, на что способны, и потому учиться всячески, уяснять себе жизнь, учиться жить лучше, не думая о форме жизни. Форма эта сама собой сложится».

Так считал его отец, но так не считал Лев Львович. И хотя в ответных письмах он всячески благодарил отца за его советы, в глубине души он не был согласен. Свою будущую семейную жизнь он рассматривал как проект, причем русский проект, и это, в частности, выразилось в том, что он отказался от предложения тестя взять руководство хозяйством шведского имения Хальмбюбуда. Не это входило в его планы.

Молодой Лев ждал не столько советов отца, сколько его самого – на свадьбу. «Милый друг папа́, во-первых, большое спасибо за письмо с мудрым советом не заботиться о будущих формах жизни, во-вторых, приезжай ко мне на свадьбу. Я уверен, что ты мог бы легко и даже приятно сделать это путешествие… Возьми с собой мама́ и Машу, как ловкую помощницу, а Таня, Саша и Миша пусть едут вперед. Везде овсяная каша и миндальное молоко и культурные удобства. Твое появление с мама́ было бы для меня невыразимой радостью и имело бы значение для всей нашей жизни… Целую тебя и мама. Ей было бы тоже хорошо приехать и принять хоть маленькое личное участие в моем браке… Я не говорю о всеобщей радости и гордости шведов, если бы ты посетил их».

О свадьбе сына великого писателя и дочери знаменитого врача писали все шведские газеты. Но Льва Николаевича и Софьи Андреевны на свадьбе не было. Вероятно, главной причиной было плохое состояние здоровья обоих. Но был и еще один щепетильный момент, который этому способствовал.

Живя в Швеции и общаясь с семьей невесты, Лев Львович не мог не сравнивать две семьи, свою и пока чужую. Не мог он не сравнивать и двух выдающихся людей своего времени – Толстого и Вестерлунда. И конечно, сравнение сейчас шло не в пользу первого. Будем говорить прямо: отец стал причиной болезни Льва Львовича, а тесть спас его от смерти. Рано или поздно Толстой должен был встретиться с Вестерлундом и выразить благодарность за спасение сына. (Так это и случилось позднее.) Но все-таки не в ситуации шведского национального торжества.

Бракосочетание Толстого-сына и Доротеи Вестерлунд состоялось 15 мая (27 мая по европейскому стилю) 1896 года в Стокгольме. Венчались дважды – по православному и лютеранскому обрядам, сначала в храме Преображения Господня при российском посольстве, а затем в гостинице Rydberg, названной в честь скончавшегося год назад шведского писателя Абрахама Виктора Рюдберга, которого пытался переводить Лев Львович. Посаженным отцом был чрезвычайный и полномочный посол России в Швеции и Норвегии Иван Алексеевич Зиновьев. Из Толстых на свадьбу приехали самая старшая сестра Татьяна и самый младший брат Миша.

Татьяна нашла брата в прекрасном состоянии и записала в дневнике: «Лёва имел вид здоровый, светлые, живые глаза делают главную разницу с тем, что было в прошлом году: ходит бодро, элегантен, но очень тонок, что, впрочем, ему свойственно». Дора Татьяне тоже понравилась: «Она высокая, хорошенькая, довольно возмужалая для своих лет и, видимо, вся беззаветно и без остатка отдалась ему. Я почувствовала, что она может быть очень близкой, несмотря на то, что она говорит, кроме шведского, только на английском языке, и то плохо, и что воспитывалась в чужой стороне».

На свадьбе много шутили. «Я, несчастный Толстой, беру тебя – противную и избалованную девчонку – в свои дополнительные жены», – коверкал слова церемонии Лев Львович, а его тесть торжественно заявлял, что передает своему пациенту «самое драгоценное лекарство». Во время обеда Татьяну изрядно удивило, что русский священник пришел на обед во фраке. Брат Миша перебрал белого вина, но в общем всё прошло благополучно, и в тот же вечер (по другим сведениям – следующим утром) молодые на белом пароходе отбыли на остров Готланд, в ста километрах от материковой Швеции – в курортный город Висбю.

Первый раз они поругались, как водится, из-за пустяка. На корабле Лев Львович решил, что его жена пользуется его зубной пастой и сделал ей выговор. Она пришла в неистовство, потому что, как она выразилась, «мне никогда в жизни даже в голову бы не пришло использовать его отвратительную зубную пасту». Она пользовалась специальным норвежским мылом для чистки зубов.

Но поначалу медовый месяц проходил хорошо. Старинный Висбю с его руинами языческих храмов оказался чрезвычайно красив. Дни стояли солнечные. Вода была холодной для купания, но молодые наслаждались морем, выходя на парусниках. Игра в теннис, здоровые пища, сон…

А в Москве случилась страшная «Ходынка». Во время коронации Николая II тысячи простолюдинов, собравшись на поле, где бесплатно раздавали памятные кружечки, передавили и покалечили друг друга. Оказавшись в центре Москвы, Софья Андреевна видела последствия этого события. «Встречаю на Тверском бульваре ряд огромных фур и что-то на них странное, закрытое грязными, толстыми холстами, непривычное, нескладное. Близорукие глаза мои не различают, что это такое. Беру лорнет, приглядываюсь… О ужас! Торчат руки, ноги, головы, уродливые человеческие фигуры, и везут эти трупы, везут без конца, неизвестно куда: одна, другая фура, третья, седьмая, десятая, без конца… Что же это?»

Она видела не только взрослых, но и выдавленных из материнского лона не рожденных младенцев. Племянница композитора Танеева, молодая девушка, оказалась на Ходынском поле и едва не погибла. Вынес на руках фабричный парень, привел в чувство квасом, купленным на свои деньги.

О том, что произошло в Москве 30 мая, Лев Львович узнал из писем и местных газет. Но в его собственной, только что возникшей семье в это время случилась драма.