Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя

Глубоко символичной оказалась судьба детей Сталина после его смерти. Василия, который продолжал разгульную жизнь и в пьяном виде оскорблял соратников отца, пришедших к власти, посадили в тюрьму. Он умер в ссылке в 40-летнем возрасте. Светлана, выйдя замуж за индийского коммуниста, воспользовалась разрешением выехать из СССР на похороны мужа, попросила убежища и поселилась в США. Там она умерла в 2011 г. В эмиграции Светлана опубликовала собственную историю семьи Сталина, ностальгическую и приукрашенную. Свое отношение к системе, созданной отцом, дочь Сталина вполне определенно продемонстрировала бегством в страну, которую сам Сталин считал злейшим врагом социализма.

Победа вознесла Сталина на небывалую высоту. Мощный, полный ликования Парад Победы в Москве в июне 1945 г. и присвоение Сталину звания генералиссимуса были важными символами новой легитимности его власти, крепкой, как никогда ранее. Однако Сталин был достаточно опытным политиком, чтобы не понимать, что победа и превращение Красной армии в серьезную военную машину – лишь первый шаг на пути сложного и мучительного послевоенного восстановления и удержания статуса мировой державы. Советский Союз пострадал от войны в трудно представимой степени. Современные демографы говорят об утрате 27 миллионов жизней! В немалой степени это был цвет и надежда нации. В развалинах лежали тысячи городов и деревень. Люди жили в землянках. Несколько миллионов инвалидов войны нуждались в государственной поддержке. Демобилизация огромной 11-миллионной армии и перевод промышленности на мирные рельсы также требовали значительных ресурсов. Результатом военной разрухи и слабости подорванного коллективизацией сельского хозяйства стал послевоенный голод. Его пик пришелся на 1946–1947 гг. От голода и сопутствующих ему болезней погибли до 1,5 млн человек. Миллионы перенесли дистрофию и другие тяжелейшие заболевания, многие становились инвалидами. Как обычно в голодные годы, распространялось людоедство. На обширных территориях Западной Украины и стран Балтии не прекращалась отчаянная партизанская война.

На фоне внутренних трудностей росла международная напряженность. Заметно охлаждались отношения с союзниками. Сталинский СССР и западные демократии были слишком разными, и противостояние нацистской агрессии лишь на время смогло объединить их в замысловатый союз. Сложные дипломатические переговоры показывали, что послевоенный передел мира чреват новыми конфликтами. Однако страна была слишком слаба, чтобы безоглядно погружаться в эти конфликты. Атомная монополия США нервировала, и на ее преодоление выделялись огромные средства.

Однако особенно опасным для сталинского режима было соединение разрухи со спецификой морального состояния общества победителей. Миллионы советских людей побывали в Европе. Как правило, это был шокирующий опыт. Победители в полной мере осознали, что жили неизмеримо хуже «рабов капитализма», что официальная советская пропаганда многие годы просто морочила им голову. Десятки миллионов крестьян, в том числе бывших солдат, мечтали об уничтожении колхозов и считали, что заслужили эту награду своей беззаветной борьбой с врагом. Возник угрожающий разрыв между ожиданиями победоносного народа – после войны все должно быть намного лучше! – и его реальным положением. Преодолевая невероятные тяготы повседневной жизни, вспоминая о погибших, слушая рассказы фронтовиков о жизни в Европе, люди неизбежно вели «плохие» разговоры: о цене войны и победы, о социальной справедливости и привилегиях чиновников, о причинах голода и лишений. Обычным ответом системы на такие волнения умов были аресты по обвинению в «антисоветской пропаганде». Однако было ли этого достаточно в новых послевоенных условиях?

Похоже, что Сталин не сразу нашел свои ответы на послевоенные вызовы. В первое время после разгрома нацистов он посылал стране разные сигналы, в том числе почти «либеральные». Чего стоило одно только заявление на приеме в честь командующих войсками Красной армии 24 мая 1945 г.:

У нашего правительства было немало ошибок, были у нас моменты отчаянного положения в 1941–1942 годах, когда наша армия отступала, покидала родные нам села и города […] Иной народ мог бы сказать правительству: вы не оправдали наших ожиданий, уходите прочь, мы поставим другое правительство, которое заключит мир с Германией и обеспечит нам покой. Но русский народ не пошел на это, ибо он верил в правильность политики своего правительства и пошел на жертвы, чтобы обеспечить разгром Германии. И это доверие русского народа советскому правительству оказалось той решающей силой, которая обеспечила историческую победу над врагом человечества – над фашизмом. Спасибо ему, русскому народу, за это доверие! [761]

Признание собственных ошибок и своеобразное покаяние было эффектным жестом уверенного в себе победителя-вождя. Однако очень скоро Сталин смог осознать политическую опасность подобных заявлений. Они открывали возможность для широкого обсуждения критических вопросов минувшей войны. Отголоски этой взбудораженности умов доходили до Сталина. В ноябре 1945 г., например, Сталину было доложено письмо пропагандиста из Бурят-Монгольской АССР, которого на лекциях спрашивали, в чем конкретно выражались ошибки советского правительства, упомянутые Сталиным. «Я, разумеется, не смог разъяснить этот вопрос… Убедительно прошу, тов. Сталин, Вашего разъяснения, каким должен быть ответ по этому вопросу» [762]. Продолжало эту тему письмо Н. М. Хмелькова из села Малый Узень Саратовской области, доложенное Сталину в марте 1946 г. «Как мы могли допустить до того, что к моменту возникновения войны германская армия оказалась вооруженной лучше нашей армии?» – спрашивал автор, напоминая о предвоенных обещаниях «воевать на той территории, откуда враг придет». В конечном счете Хмельков задавал Сталину самый главный вопрос, саму правомерность которого многие отвергают до сих пор:

Победителей не судят. Но народ-победитель обязан разобраться в том, была ли достигнута победа с наименьшей затратой сил и средств и с наименьшими жертвами и если нет, то почему: времени ли нам на подготовку к войне было отпущено мало, маленькие ли винтики сложной машины работали плоховато […] подкачали ли более сложные части машины? [763]

Письмо Хмелькова по распоряжению Сталина было списано в архив [764]. Отвечать на подобные вопросы и разбираться с «ошибками правительства» вождь не собирался. Более того, явно предупреждая нежелательные размышления о компетентности высшего военного руководства, пресекая надежды на послевоенную либерализацию и ослабление напряжения, Сталин начал ряд идеологических контратак.