Олег Хлевнюк - Сталин. Жизнь одного вождя

Скорее всего, эти расстрелы остались бы рядовым событием красного террора, если бы случайно вместе с Алексеевым в командировке в Царицыне не оказался высокопоставленный чиновник Высшего совета народного хозяйства, старый большевик К. А. Махровский. Под горячую руку его тоже арестовали и продержали несколько месяцев в тюрьме. Однако расстрелять не осмелились – под давлением из центра Махровского пришлось освободить. В результате в деле появился нежелательный и разговорчивый свидетель. Возмущенный Махровский написал длинный доклад о нравах Царицына. Из доклада вполне очевидно следовало, что дело Алексеева сфабриковали царицынские чекисты, «помешанные», как он писал, «на отыскании контрреволюции». Зарисовки с «царицынской натуры», составленные Махровским, вероятно, могли удивить высокопоставленных московских деятелей, наблюдавших войну из кабинетов:

«Вижу такую картину: […] Н. П. Алексеев, лицо которого представляло сплошную кровавую маску […] Один глаз был совершенно закрыт, и нельзя было понять, выбит ли он совсем или только покрылся опухолью […]»; «Алексеева били рукояткой револьвера, кулаками, когда он упал, топтали ногами».

«Возвращаясь к галерее типов, и арестованных, и содержащихся при ЧК, кои мне довелось наблюдать, должен заметить следующее: большинство из них, арестованные случайно, расстреляны, а через некоторое время в местных газетах появились заметки, в коих расстрелянные перечислялись с отнесением ко всякого рода преступникам».

«[…] Ко мне в камеру были приведены двое арестованных […] с баржи. Один из них сообщил мне о существовании на Волге баржи, в коей содержалось человек 400. Баржа как место заключения возникла при эвакуации Царицына. Когда казаки наступали, на нее были помещены арестованные из тюрьмы, причем состав арестованных был самый пестрый. Человек 30 каторжных, человек 70 бывших офицеров, человек 40 буржуев, остальной контингент – арестованные по самым различным случаям, в большинстве рабочие и крестьяне. В барже, где скопилось столько народа, было лишь одно отхожее место, на которое устанавливалась очередь, в коей люди простаивали по 4 часа и падали в обморок. Заключенных ничем не кормили […]» [165]и т. д.

Помимо руководителей чрезвычайной комиссии, Махровский обвинял в произволе царицынских вождей, в том числе Сталина. Он приводил примеры, когда людей арестовывали только за то, что они позволяли себе спорить со Сталиным [166]. Несколько месяцев спустя Ворошилов подтвердил руководящую роль Сталина в организации террора царицынского масштаба. «Эти господа […], – говорил Ворошилов о бывших офицерах, – были [мною] вместе с товарищем Сталиным […] арестованы» [167]. Входя во вкус, Сталин требовал распространить царицынский опыт на близлежащие области. 31 августа 1918 г. он обратился к Ленину с просьбой выдать правительственные мандаты «группе верных людей» из Царицына для «очистки» от «контрреволюционных элементов» города Воронежа. Соответствующие полномочия были получены [168].

Посылая запрос по поводу Воронежа, Сталин, судя по всему, еще не знал, что в Москве накануне, 30 августа, в результате террористического акта, приписываемого эсерам, был ранен Ленин. После покушения красный террор стал официальной политикой. В начале сентября Сталин от имени руководства Северо-Кавказского округа отправил в Москву рапорт об организации в подведомственном ему регионе «открытого, массового, систематического террора на буржуазию и ее агентов». В Царицыне в ответ на покушение на Ленина сразу же было расстреляно более 50 человек. Всего в сентябре-октябре царицынская ЧК, по некоторым данным, казнила 102 человек, из них 52 бывших офицеров царской армии и жандармов [169].

Масштабный террор мог быть как результатом панической реакции на военные поражения, так и вполне рассчитанной кампанией. Угроза террором позволяла держать в повиновении не слишком дисциплинированные соединения Красной армии. Выявление «заговоров» было способом оправдать военные неудачи и продемонстрировать решительность и эффективность. Несомненно, в значительной степени эти демонстрации были рассчитаны на высшее руководство. Перед лицом растущей угрозы контрреволюции Сталин требовал особых полномочий и отказывался подчиняться вышестоящим военным властям.

Пока мы не знаем, какими путями и в каком виде информация о царицынских зверствах доходила до Москвы, как широко был распространен доклад Махровского и другие подобные свидетельства. Ряд фактов свидетельствуют о том, что высшее руководство страны кое-что знало о сталинских инициативах. Несколько месяцев спустя, в марте 1919 г., Ленин заявил на VIII съезде партии: «Когда Сталин расстреливал в Царицыне, я думал, что это ошибка, думал, что расстреливают неправильно […]». Ленин утверждал даже, что посылал Сталину телеграмму:

«Будьте осторожны». Правда, такая телеграмма историками не обнаружена. Еще один оратор на VIII съезде напомнил о «знаменитой» барже в Царицыне, «которая много поработала, чтобы сделать невозможной ассимиляцию военных специалистов» [170]. Одним словом, сталинские расстрелы были известны. Но это не имело каких-либо серьезных последствий для Сталина – большевистские лидеры спокойно относились к эксцессам террора. На VIII съезде в уже упоминавшейся речи Ленин заявил, что в конце концов царицынцы были правы. Действительно, к чему накалять страсти и осуждать товарищей за уничтожение каких-то «недобитых буржуев».

Однако если массовые расстрелы не слишком волновали Ленина, то поражения на фронте были основанием для недовольства. Особенно непримиримую позицию в отношении царицынцев занял Троцкий, возглавлявший Красную армию. Личная неприязнь к Сталину соединялась у Троцкого с прагматическими соображениями. В царицынском опыте он усматривал потенциальную угрозу военному строительству, опасный пример самостийности и противодействия профессионализации армии на основе жесткой дисциплины и привлечения военных специалистов. Свою позицию Троцкий объяснял Ленину вполне четко. В телеграмме от 4 октября 1918 г. он писал:

[…] Категорически настаиваю на отозвании Сталина (из Царицына. – О. Х. ). На Царицынском фронте неблагополучно, несмотря на избыток сил. Ворошилов может командовать полком, но не армией в пятьдесят тысяч солдат […] Царицын должен либо подчиниться (вышестоящему командованию. – О. Х. ), либо убраться. У нас успехи во всех армиях, кроме Южной, в особенности Царицынской, где у нас колоссальное превосходство сил, но полная анархия на верхах. С этим можно совладать в 24 часа при условии Вашей твердой и решительной поддержки; во всяком случае, это единственный путь, который я вижу для себя [171].