Эндрю Ходжес - Игра в имитацию

Работа «Правительственной школы кодирования и шифрования» сыграла существенную роль в политике 1920-х годов. Утечка перехваченных сигналов русских в прессу способствовали свержению лейбористского правительства в 1924 году. Но в плане защиты Британской империи от вскоре восстановившей свои силы Германии «школа кодирования и шифрования» была менее энергичной. Большим успехом для школы стала расшифровка связи между Италией и Японией, хотя в официальной истории этот случай был описан как весьма неудачный, поскольку «несмотря на то, что, начиная с 1936 года, школа кодирования и шифрования прикладывает все больше и больше усилий в военной сфере работы, при этом слишком мало внимания уделяется немецкой проблеме».

Одной из основных причин подобного положения стала экономическая ситуация. Деннистону пришлось почти умолять в своем прошении об увеличении штаба, чтобы соответствовать военным силам Средиземноморья. Осенью 1935 года министерство финансов позволило расширить штаб на тринадцать сотрудников с условием, что они будут состоять на временной службе сроком не более шести месяцев. В качестве примера характера общения Деннистона с министерством финансов можно привести следующее сообщение от января 1937 года:

Ситуация в Испании (…) остается настолько неопределенной, что мы сейчас наблюдаем существенное повышение траффика, который должен быть обработан, количественные данные возросшего числа телеграмм за последние три месяца 1934, 1935 и 1936 годов следующие

1934 10,638

1935 12,696

1936 13,990

В последние месяцы работы служебный персонал мог справиться с возросшим траффиком, только работая сверхурочно.

В середине 1937 года министерство финансов позволило расширить постоянный штаб. Но даже эта мера не могла оказать посильную помощь в сложившейся ситуации:

Объем немецких беспроводных передач (…) увеличивался; с каждым разом становилось все труднее перехватить их на британских станциях, и даже в 1939 году в виду отсутствия достаточного числа установок и операторов было невозможно перехватить все немецкие каналы служебной связи. При этом даже перехваченная информация не всегда расшифровывалась. Вплоть до 1937–1938 годов гражданский состав штаба оставался практически в прежнем составе по сравнению с служебным составом «Правительственной школы кодирования и шифрования». По причине постоянной нехватки немецких перехваченных сообщений, восемь выпускников, набранных в основной штаб, также не попевали обрабатывать информацию, поступавшую в итальянском и японском направлениях, что привело к расширению организации.

Однако дело было не в цифрах и даже не в спонсировании. Во многих отношениях устаревшая разведывательная служба не отвечала техническим требованиям 1930-х годов. годы после Первой мировой войны были «золотым веком современного дипломатического криптоанализа». Но теперь немецкие службы связи представили «Правительственной школе кодирования и шифрования» проблему, которую они не могли решить собственными силами, а именно — шифровальную машину под названием Энигма:

К началу 1937 года было уже установлено, что в отличие от своих итальянских и японских союзников, немецкая армия, немецкий военно-морской флот и, вероятно, военно-воздушные силы вместе с другими государственными организациями вроде железнодорожных, а также СС использовали в случае всех сообщений, за исключением тактических, различные версии одной шифровальной системы, известной под названием Энигма, которая появилась на рынке еще в 1920-х годах, но после ряда современных модификаций, произведенных немцами, эта машина была приведена в состояние, полностью отвечающее современным требованиям надежного шифрования. В 1937 году в «Правительственной школе кодирования и шифрования» было проведено вскрытие наименее модифицированной и защищенной модели этой машины, которую использовали немецкие, итальянские и испанские националистические военные силы. Но несмотря на проведенное изучение устройство машины, Энигма не поддавалась, и вполне вероятным казалось, что ее код еще долгое время не будет разгадан.

Шифровальная машина Энигма стала центральной проблемой, которую пыталась решить британская разведывательная служба в 1938 году. При этом они считали, что ее невозможно взломать. В рамках существовавшей у них системы, возможно, это было действительно так.

Постоянный штат в 1938 году остался в прежнем составе, несмотря на поразительную нехватку персонала. Хотя и «планировалось привлечь около шестидесяти криптоаналитиков в случае объявления войны». В этот момент в канву повествования незаметно вплетается Алан Тьюринг, выбранный одним из новобранцев в штат. Возможно, с 1936 года ему удалось установить контакт с правительством. А возможно, как только он сошел с «Нормандии», ему хотелось продемонстрировать миру свой умножитель. Но скорее всего, он был рекомендован Деннистону через одного из профессоров старшего возраста, которым довелось работать в проекте «Комната 40» еще во время Первой мировой войны. Под это описание подходил профессор Эдкок, член совета Кингз-Колледжа с 1911 года. Если Алан всего лишь упомянул о своей работе в области криптоанализа за профессорским столом в Кингз-Колледже, о его энтузиазме, возможно, тут же бы сообщили в «Правительственную школу кодирования и шифрования». Так или иначе, такое развитие событий совсем не казалось удивительным. Таким образом, по возвращению домой летом 1938 года он был приглашен пройти курс в штаб-квартире «Правительственной школы кодирования и шифрования».

Алан и его друзья видели собственными глазами, что вероятность военного конфликта возрастала с каждым днем вопреки всем надеждам 1933 года, и хотели помочь правительству найти более целесообразное им применение, чем просто отправить их в качестве пушечного мяса на фронт. Но вместе с чувством патриотического долга возникал страх за свою жизнь, и политику правительства по освобождению представителей интеллектуальных кругов от воинской обязанности многие встретили с явным облегчением. Таким образом, Алан Тьюрин принял свое судьбоносное решение и предпочел самому выйти на связь с британским правительством. И учитывая все его подозрения относительно правительства Его Величества, должно быть, ему было особенно интересно снова заглянуть вглубь мастерской, пообещав держать в секрете все правительственные тайны.

Несмотря на всю свою строгость и требовательность правительство, которому он теперь был готов оказать содействие, напоминало Белую Королеву, которую Алиса встречает в отчаянном положении, не способную разобраться со своими булавками и ленточкой. Неспособность направить серьезные усилия на разгадывание кода Энигмы была одним из аспектов непоследовательной стратегии, за которой следил весь мир в сентябре 1938 года. Еще в августе британцы могли продолжать убеждать себя, что существуют какое-то разумное «объяснение» немецким «недовольствам» в рамках существующей системы. Но вскоре обсуждения вопросов о нравственности, справедливости и самоопределении наконец перестали скрывать действительную расстановку сил. Белая Королева закричала еще до того, как уколола свой пальчик. Все дети были эвакуированы из Лондона в Ньюнем-Колледж, а студенты уже представили себя в списках новобранцев. В обозримом будущем было ясно только одно: вот-вот случится нечто ужасное. Волнения в обществе только усиливали страх перед ожидаемыми воздушными налетами, в то время как правительство, казалось, не знает что делать кроме как производить бомбардировщики, чтобы выполнить контратаку. И пока Старый Свет стремился к своему закату, Новый свет предлагал сбежать в мир собственных фантазий. Мультипликационная картина «Белоснежка и семь гномов» появилась в Кембридже в октябре, и Алан сделал именно то, что от него ожидал весь профессорский состав Кингз-Колледжа — поспешил вместе с Дэвидом Чамперноуном первым увидеть киноленту. Его особенно увлекла сцена, в которой Злая Королева опускает яблоко на ниточке в бурлящее зелье, бормоча