Георгий Данелия - Кот ушел, а улыбка осталась

— Покупаем! — сказал я Розе и стал примерять сценарий на себя.

Время летело быстро. Через месяц Саша Хаит сообщил, что сегодня в Москву прилетают Константин Александров и Филипп Роттон, второй продюсер.

— Теперь Константин будет работать вместе с ним, — объяснил Саша.

— Мне до этого нет дела. Я с ними встречаться не буду.

Саша сказал, что потрачено много денег и времени, а главное, может получиться хороший и нужный фильм. Надо поступиться самолюбием и поставить свои условия.

На следующий день ко мне в кабинет вошли Александров и Филипп Роттон, оба со скорбными лицами. Поздоровались. Сели. Молчат.

— Слушаю вас, — сказал я неприветливо.

— Плохие известия, господин Данелия, — сказал Филипп Роттон. — Николас Кейдж отказался сниматься.

— А мне какое дело? Я на этой картине не работаю. Этот господин меня уволил.

— Это была минутная вспышка, он сожалеет, — сказал Роттон. — Мы предлагаем на роль Мераба взять Питера Рихарда.

— Гия, тебе же нравился Питер Рихард, — вступил в разговор Константин.

— Это уже не имеет значения. Так что не будем терять время. Ищите другого режиссера.

— Мы хотим, чтобы снимали вы, — сказал Филипп.

— Тогда такие условия. Константин не присутствует на съемках и не дает советы во время репетиций.

— Хорошо. Вы это напишите, а мы подпишем. Это будет дополнительным соглашением, — сказал Филипп.

— Все, мир, Гия, я больше на тебя не обижаюсь, — сказал Константин.

— Нет, Костя, не все. Если вы хотите, чтобы я продолжил работу над этим фильмом, вы должны заплатить за сценарий не 10 тысяч, как в договоре, а 100! И не после фильма, как в договоре, а сейчас.

— Ты серьезно это говоришь? — спросил Константин.

— Абсолютно серьезно.

— Но это нарушение договора! — сказал Филипп.

— Да, нарушение. Но в договоре не было, что этот француз из Ташкента, без предупреждения, на ровном месте может дать мне пинок под зад.

— Мы на все твои условия согласны, кроме денег.

— Ну, тогда я вас больше не задерживаю.

— Предупреждаю, мы сейчас пойдем к господину Досталю и расскажем ему о твоих вопиющих, наглых требованиях.

— Идите. Бон вояж!

Через пятнадцать минут звонит Досталь:

— Георгий Николаевич, здесь у меня ваши продюсеры, приходите, без вас мне с ними трудно разговаривать.

— Владимир Николаевич, они мои условия знают, если не согласны, пусть берут другого режиссера.

— И все-таки я вас прошу прийти сюда, Георгий Николаевич.

Дальше выпендриваться было неприлично.

— Ваши продюсеры утверждают, что они согласились на все требования по производству, которые у вас были, — сказал Досталь, когда я пришел.

— Да, мы даже согласны подписать дополнительное соглашение, — подтвердил Филипп. — Но месье Данелия выставил еще и новое требование. Невыполнимое.

— Да, выставил.

— В договоре написано 10 тысяч долларов за сценарий. Две по подписании договора, остальные при окончании фильма. Месье Данелия, вы подписывали этот договор? — спросил Филлип.

— Подписывал.

— Мы можем подать на вас в суд.

— За что? Сценарий мы написали, вы его приняли. А о том, что я должен быть режиссером на этой картине, в договоре ничего не написано. Так что, если хотите, чтобы я работал, платите 100 тысяч за сценарий, и не после, а сейчас. Считайте, что это компенсация за «минутную вспышку» господина Александрова на Земле обетованной.

— Вы видите, какие абсурдные требования он выдвигает, — обратился Роттон к Досталю.

— Почему абсурдные? Насколько мне известно, на Западе за сценарий платят и больше. Но это меня не касается. Этот вопрос вы должны решить между собой, — сказал Досталь. — Но ставлю вас в известность: «Мосфильм» принимает участие в этом проекте при условии, что режиссером фильма будет Георгий Данелия.

— Почему? Есть много других прекрасных режиссеров.

— Есть. Согласен. Но если вы пригласите своих Шаброля, Лелуша или Годара, у нас их мало кто знает. А кто такой Данелия, знают все.

Продюсеры переглянулись, и Александров сказал:

— О'кей, Гия, за сценарий — сто тысяч. Но не сейчас, а когда фильм будет завершен.

— Не согласен. Сейчас.

— О'кей. Сейчас — десять.

— Нет. Все.

— Десять, Гия, это очень много, никакие «минутные вспышки» так дорого не стоят!

— Идиотские минутные — стоят сто.

— Господин Досталь, вот видите, как он разговаривает?

— Георгий Николаевич, не волнуйтесь, — сказал Досталь.

— Владимир Николаевич, я про его маму ни слова не сказал…

— Хорошо. Не начинайте все с начала, — вмешался Филипп Роттон, — господин Данелия, предлагаю двенадцать. А остальные, когда будет первая копия фильма. Согласны?

— Нет. Сто. Сейчас.

— Дальше нам разговаривать не о чем.

— И мне с вами не о чем. Извините, Владимир Николаевич, я ухожу. Всего хорошего!

Между прочим. Последний раз я торговался в 42-м году, когда мне было двенадцать лет, мы шили босоножки из автомобильных покрышек и клеенки и продавали их на рынке.

«Комедия ля финита!.. Сказал сто — значит сто!» Прошел шагов десять. «Хотя… согласились на все. Никуда вмешиваться не будут! Двенадцать тысяч — не маленькие деньги!» Остановился. «Что, вернуться, согласиться?.. Нет, получится — сдался»… Пошел. Иду, думаю: «Почему сдался? Вовсе не сдался. Главного добился. В кино лезть не будут… Так что…» И тут слышу:

— Гия!

Оглянулся. Ко мне по коридору шагают Филипп и Константин.

— Пятнадцать! — говорит Константин. — Больше не можем, честное слово! О'кей, Гия?.. — Константин протянул руку.

— О'кей, Костя! — сразу же согласился я.

Пошли в группу договариваться. Собрались: Саша Хайт, Вадим Юсов, продюсеры с переводчиком и я. Поскольку времени на поиски другого актера уже не было, мы договорились, что Мераба играет Питер Рихард. Через месяц, когда он освобождается, я с ним лечу в Тбилиси, привыкаем друг к другу, репетируем. 15 августа начинаем съемки. К этому времени в Грузии должна быть вся техника, костюмы, реквизит и съемочная группа.

Вечером, когда я угощал продюсеров ужином в грузинском ресторане «Пиросмани», Саша Хайт спросил Филиппа:

— Если честно, до какой суммы Данелия мог торговаться?

— До пятидесяти. Мы договорились, что больше пятидесяти не дадим.

Настроение у меня испортилось.

Александров и Роттон улетели в Париж. А я никак не мог понять, почему и зачем Александров меня увольнял. Юсов считал, что он и не собирался со мной расставаться, просто хотел припугнуть, чтобы я перестал разговаривать с ним в повелительном наклонении. А Саша Хайт сказал, что, по его сведениям, у Константина сорвалось финансирование и он не мог продолжать фильм, пока не договорился с Филиппом Роттоном.

Между прочим. Когда в 1990 году я показывал «Паспорт» в Музее Современного Искусства в Нью-Йорке, директор музея спросил, не тот ли это фильм, в котором должен был сниматься Николас Кейдж.