Игорь Оболенский - Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия

Просто к народному артисту заявились телевизионщики, уговорившие его накануне грядущего юбилея ответить на несколько вопросов.

— Вам трудно быть откровенным?

— Я счастливый, потому что могу пооткровенничать с вами от имени персонажа. И вы никогда не догадаетесь, что думаю об этом я сам. Могу петь, а когда меня начинают оценивать, отвечаю, что это не я, а мой герой поет. Поэтому и говорю, что я — клоун. Это самое точное определение. Никто же не знает, когда и от имени какого персонажа я говорю.

— А от имени какого персонажа вы говорите сейчас?

— Вы хотите разоблачить все мои 70 лет и чтобы я вам рассказал, когда я пил пирамидон, а когда цианистый калий? Я этого и сам не знаю. Уже не боюсь говорить, что я — счастливый человек. Потому что мне довелось пережить мгновения восторга. Это чисто физиологическое состояние.

— Чем вы живете сегодня?

— У Данте есть такая фраза: «Земную жизнь пройдя до половины, я оказался в сумрачном лесу». Тогда половиной жизни было 35 лет, следовательно, полная жизнь — это 70. Данте говорит, что это время праведника. А дальше — самое страшное. Дальше — пустыня. Вот этим живет Армен Джигарханян. Все — суета.

— Ваше главное занятие сейчас — ваш театр?

— Да. Задумали сейчас делать Шекспира.

— Думаете, классика не надоела?

— Важно, как ее делать. Существует на свете человек, который не знает сюжет «Отелло»? Ну, хотя бы то, что он в конце ее задушит за этот сопливый платок? А все равно идут и смотрят. Потому что у каждого из нас есть своя проблема, хотя мы даже можем и не подозревать о ее существовании.

И всего две вещи способны на эту проблему воздействовать — церковь и театр.

Бывает же, что все вроде в порядке — денег заработал, с друзьями хорошо посидел, домой пришел. А на душе что-то не так! И врачи тут не помогут. А театр и церковь — да.

Мне вот очень жаль, что я не могу идти в театр как в церковь, потому что это моя работа. Хотя все равно часто хожу в театр. Сам не играю, но мне интересно смотреть на других. Не казните меня за то, что я сейчас скажу. Но тот театр, который мы имеем, обладает лишь семью процентами тех возможностей, которые ему присущи. А вообще они у него невероятны.

И та масса, которую мы называем зрителями, тоже несовершенна. В зале есть 3–4 человека, которых бормашина со сцены задела. Остальные просто не хотят подключаться.

Я очень люблю смеяться, люблю дурачиться. Мне вчера друг из Америки звонил, анекдот рассказал. «У меня два брата, у обоих имя начинается на Ш — один Шашик (Сашик), а другой — Шерош (Сережа)».

А нас сейчас так смешат, что я смотрю и не понимаю, над чем надо смеяться, что там смешного. А знаете, почему? Потому что бездарно. И сейчас подавляющее большинство из происходящего — бездарно. Антон Павлович Чехов сказал, почему это происходит. Потому что мы — навоз.

— На родине в Ереване часто бываете? Скучаете?

— Бываю часто, но скуки никакой нет. Пока, по крайней мере. Наверное, я — человек одинокий. Мои радости — кот Фил, я в нем нуждаюсь. В моей жене нуждаюсь. Не стану сейчас объясняться в любви. Я-то знаю, что это так. А по Еревану слез нет. Хотя мне и говорят: «Подожди-подожди, придет время и будешь обливаться слезами». Не знаю, может и придет такое время.

— Вашим первым выходом на сцену была роль всего с четырьмя словами. Помните их?

— Конечно. «Товарищ капитан, вам телефонограмма».

— И с тех пор фамилия Джигарханян не сходила с театральных афиш. Кстати, вы знаете, что она означает?

— Джигяр — дословно «печенка». То ли арабское, то ли турецкое слово. Но там есть еще окончание «хан», которое означает «хозяин».

На востоке очень любят говорить про душу. Грузины произносят «джигаро», то есть душевный человек. Так что фамилию можно переводить как нам выгодно. Или я — хозяин печеночной, или — хозяин души.

— Что для вас сегодня является наивысшим счастьем?

— Не скажу. Потому что не знаю. Самые, наверное, примитивные вещи. Здоровье. Чтобы все, кто мне очень дорог, были со мной. Я боюсь их потерять. У Тете есть гениальная фраза про старость: «Все, что было близко, — отдаляется».

Я этого боюсь. Могу точно сказать — боюсь. Даже не подпускаю мысли, что моего Фила не будет. Переживу, наверное, выпью-закушу. Но пустыни не хочу.

Любимого кота Джигарханяна не стало год спустя. Все, кто знал Армена Борисовича, ждали, что он будет сильно переживать из-за смерти своего любимца.

Он и переживал. Но только делал это так, что никто из его знакомых этого не чувствовал. Догадались, что на самом деле творится у него в душе, только после того, как стали свидетелями, как на репетиции одна из молодых актрис, не зная, куда пристроить котят от своей кошки, взяла и предложила одного из них художественному руководителю.

Что стало с Джигарханяном! Но он сдержал себя. «Ты думаешь о том, что говоришь? — еле слышным голосом произнес он. — Нет? Я бы объяснил тебе. Если бы ты была чуточку умнее».

— Вы вынесли какой-то урок из прожитой жизни?

— Нет, урока нет. И врал, и совершал нехорошие поступки. Но я за них несу ответственность. Сам. Ни от чего не отрекаюсь. Там, далеко, буду об этом думать. Что-то смогу исправить, а что-то останется моей болью.

— А что вы сделали зря?

— Такое же количество поступков, как и не зря. Это мои проблемы. Я должен разобраться в них. А может, и не надо их трогать вообще.

— Есть кто-то, кого вы презираете?

— Никого не имею права судить. Если это люди из моей жизни, то я должен принять решение не отвечать злом на зло. И просто себе сказать, что этого человека больше в моей жизни нет.

— Многих так исключили из своей жизни?

— Есть такие, есть.

— Научились не переживать из-за этого?

— Такое не бывает без переживаний. Тем более если связь была глубокой. Но пережил, слава богу.

Мне один человек, имея в виду мои работы в кино, сказал: «Ты очень мощное животное». Мне это очень понравилось. Лучший комплимент. Значит, нюх у меня есть.

Хотя не могу сказать, что не ошибаюсь в людях. Я же снялся в 300 фильмах. Значит, имел как минимум 600 партнеров, 300 режиссеров, 300 операторов. Столько людей прошло. Конечно, не у всех получались хорошие работы, уроды выходили. И что мне теперь, за ними с винтовкой бежать? Спокойней надо ко всему относиться.

Вообще мы всегда очень субъективны. Более того, скажу вам честно, мы очень глупы. Если хотите узнать, спрашивать надо у Него.

Станиславский говорил, что люди делятся на тех, кто любит себя в искусстве, и тех, кто любит искусство в себе. Большинство из тех, кого я встречал, любили себя в искусстве. Они ни кота не любят, никого, главное — они сами. Но я не имею права сказать, кто лучше. Их же тоже природа создала. Значит, не просто так.

— Можете назвать вашу самую отличительную черту?