Игорь Оболенский - Четыре друга эпохи. Мемуары на фоне столетия

Фильм «Белое солнце пустыни» в Грузии не имел особой популярности. Вот в России — да. Меня везде узнавали, даже очень везде.

Однажды мои дети приехали из Америки. Одну ночь должны были провести в Москве, а потом лететь в Тбилиси. Багаж им не дали, так как он транзитом ехал в Грузию. Я тогда снимался в Москве, устроил их в гостиницу, где жил сам — при посольстве Грузии. Но ребятам понадобились их вещи.

И тогда я решил попробовать им помочь.

Во Внуково стояла огромная, в километр, наверное, очередь к окошку, в котором принимала женщина, решавшая такие вопросы — выдать багаж или нет. И вот я попросил толпу пропустить меня, чтобы задать ей всего один вопрос.

Обращаюсь к ней, а она сидит и что-то пишет. Не поднимая головы, отвечает мне: «Не положено!» Что делать? Я говорю ей: «А вы меня знаете!» Она мельком взглянула на меня: «Не знаю. Не положено». Я не сдаюсь: «Нет, вы меня знаете, и, кстати, очень хорошо». Тогда она более внимательно посмотрела на меня и говорит: «Неужели Кавсадзе?» То есть не Абдулла, а Кавсадзе. Я кивнул.

Тогда она вышла из своей будки, закрыла окошко и сказала: «Идем!» А когда толпа начала возмущаться, рявкнула: «Будете выступать, вообще не вернусь».

Мы с ней прошли через весь аэропорт и вошли в огромный ангар, площадью напоминавший ипподром. Там хранился весь багаж аэропорта Внуково. «Вашингтон где?» — спросила она работников. Когда ей указали на угол, где лежали чемоданы рейса из Вашингтона, женщина распорядилась: «Выдайте ему все, что захочет. Надо будет, вообще все отдайте!» Я поблагодарил ее, а она лишь улыбнулась: «Ну что вы!» И ушла.

Другим знаковым фильмом стала для меня картина Резо Чхеидзе «Житие Дон Кихота и Санчо».

Тоже была непростая история. Когда я узнал, что Резо снимает на «Грузия-фильм», то думал, что меня пригласят на пробы. И вдруг слышу, что пробы уже закончены и на роль Дон Кихота утвержден Отар Мегвенетухуцеси. А меня даже не пригласили на пробы. Хотя кого только не пробовали, даже из России актеров приглашали.

И вот в один день иду я по студии и встречаю Резо Чхеидзхе. Мы с ним поздоровались. И я замечаю, что он как-то пристально на меня смотрит.

— Что ты так на меня смотришь, словно первый раз видишь?

А он в ответ предлагает зайти к нему в кабинет и поговорить. Заходим, и он тут же начинает:

— Кахи, попробуем?

— Что попробуем?

— Ну, пробу сделаем?

— Какую?

— Дон Кихота.

— А что это такое?

— Ты что, не знаешь, что я снимаю кино?

— Нет, первый раз слышу.

Он с ума сошел, как это так — Резо Чхеидзе снимает кино, весь мир должен знать, и вдруг я не знаю.

— Да, я снимаю. «Житие Дон Кихота».

— А что это такое?

— Ты что, не знаешь этого произведения?

— Не знаю. А-а-а! Это где про высокого худого и маленького толстого? Дон Кихот — это высокий или маленький?

— Что ты дурака валяешь? Попробуем?

— Резо, почему ты обманываешь? — не выдержал я наконец. — Ты хочешь галочку поставить, что и Кахи попробовал. А у тебя же все решено уже! А я положил и на Дон Кихота, и на того, кто это написал!

Резо принялся говорить, что ничего не решено еще.

В конце концов дал мне текст сцены, в которой Дон Кихота посвящают в рыцари. Очень большой текст.

— Завтра сможешь прийти на пробы? — спрашивает.

— Резо, я же тебе сказал, что положил на Дон Кихота и на того, кто это написал.

Хотя на самом деле мне эта книга очень нравится. Недаром Достоевский сказал, что когда во время Второго Пришествия Бог спросит, чем люди занимались все это время и увидит «Дон Кихота», то за одну эту книгу простит все грехи.

Но я все равно продолжал разговаривать с Резо в прежнем духе.

— Ты же лет десять про это произведение думаешь?

— Да!

— А я, по-твоему, за ночь смогу приготовить? Мне нужен месяц.

И Чхеидзе согласился. Не забуду, на календаре в тот день было 18 марта. Я сказал, что 18 апреля мы встречаемся на съемочной площадке. Все, повернулся и ушел.

Мне было интересно, что думают о Дон Кихоте великие люди. Случайно нашел маленькую книжку Михаила Чехова, где он описывает всех классических героев. Про короля Лира так пишет: «У него движущаяся звезда в уме». У Гамлета эта звезда — «в сердце». У Мефистофеля — «в зрачках». У Санчо — «в ягодицах», ему на все наплевать. А вот у Дон Кихота звезда — «чуть выше головы». Когда я это прочитал, все встало на свои места. Получается, Дон Кихот и не на небе, и не на земле. После этого текст уже легко было учить.

Я очень подготовился. Если честно, у меня была только одна задача — сыграть пробы. И все, уйти и не играть уже больше ничего. Наконец наступил этот день. Я в 8 утра пришел к гримеру и только в 15 часов вышел на площадку.

Смотрю — вся киностудия собралась. Хотел сначала всех выгнать, но потом думаю — пусть видят. Все же знали, что Отар уже утвержден на эту роль, а он мой очень хороший друг.

Опять стычка случилась с Резо.

— Между прочим, я снимаю только один дубль, — сказал он.

— Между прочим, я тоже больше одного дубля не делаю!

— И очень хорошо!

— И очень хорошо!

Он обратился к оператору: «Ломер, готов? Внимание!»

Тут я опять не выдержал:

— Оператора спрашиваешь, готов он или нет, а меня не спрашиваешь?!

Наконец начали снимать. Я вышел и все сделал. Сколько лет я в кино, но никогда не было такого, чтобы оставался доволен. А тут был единственный раз, когда сам понимал, что сделал все, как полагалось. Произнес свой монолог, камера отключилась, и я отклеил усы.

— Ты что? Еще дубль!

— Нет, я же сказал, что только один дубль будет.

И ушел домой.

Потом узнал, что у Резо на самом деле все было решено и сниматься должен был Отар. Но после моих проб Резо уже ничего не мог сделать. Собирался большой худсовет, который тайно выбирал, кто будет играть Дон Кихота. И выбрали меня.

Мы потом с этим фильмом много стран объездили.

Театр наш тоже часто гастролировал.

Но больше всего запомнилась, конечно, первая поездка за границу. Помню, мы должны были ехать в ФРГ, была тогда такая страна — капиталистическая половина Германии.

Главными желаниями было выпить кока-колу и посмотреть порнографический фильм. Мне сказали, что в порнофильме все делается до конца.

Мне однажды надо было в фильме девушку поцеловать, а так было стыдно. Не мог себе представить, как при всех — режиссере, операторе, осветителях — можно что-то сделать.

Потому в этот раз было просто интересно — как это возможно при людях? Как профессионалу интересно.

А кока-колу хотел выпить, потому что всю жизнь слышал, что это капиталистический напиток. Отрава и гадость, которую специально капиталисты придумали. И она, мол, не утоляет жажду, а, наоборот, вызывает ее. Чтобы, значит, больше продать!

Когда в Германии я наконец выпил кока-колу, то испытал невероятное чувство счастья!