Борис Соколов - Двуликий Берия

Симонов также считал, публикация в газетах указа о реабилитации арестованных по «делу врачей» и сообщения МВД по этому поводу были составной частью бериевского заговора: «Итак, бывшее Министерство государственной безопасности оказалось повинным во всех этих грехах, а нынешнее Министерство внутренних дел разоблачило темные методы бывшего министерства. Еще через два дня в передовой «Правды» разъясняется, что произошло это прежде всего потому, что бывший министр государственной безопасности С.Д. Игнатьев проявил политическую слепоту и ротозейство и оказался на поводу у преступных авантюристов. Берия же, как глава нового Министерства внутренних дел, разоблачил все эти беззакония».

Но тут Симонов сгущает краски, точно следуя постановлению июльского 1953 года пленума ЦК, разоблачившего «заговор Берии». В действительности Лаврентий Павлович был отлучен от руководства органов госбезопасности перед смертью Сталина не на «какое-то время», а на целых семь с лишним лет. Конечно, в это время, как один из ведущих членов Политбюро, Берия в какой-то мере курировал МГБ и МВД, но делал это не единолично, а вместе с тем же Маленковым и, до падения «ленинградской команды», с Кузнецовым. Новое МВД еще надо было долго очищать от людей Абакумова и Игнатьева, прежде чем оно стало бы послушным орудием в руках Берии. Точно так же и с попытками поставить своих людей у власти в регионах. Для решения столь масштабной задачи Берия просто не располагал необходимыми кадрами. Только в Закавказье, где он долгое время возглавлял парторганизацию, Берия имел достаточно людей. Поэтому он успел провести смену кадров в Азербайджане и, несомненно, готовил такую же акцию в Грузии после внеочередного XV съезда местных коммунистов. Однако в подавляющем большинстве республик и областей преданных себе кадров Лаврентий Павлович просто не имел и должен был целиком полагаться на Маленкова, долгие годы курировавшего партийные кадры.

Что же касается амнистии, то в народе ее сразу же прозвали не бериевской, а ворошиловской, поскольку объявлена она была от лица Президиума Верховного Совета СССР и его председателя Ворошилова. Тут была принципиальная разница с ситуацией конца 30-х годов, когда, ликвидируя ежовские «перегибы», подследственных и выпускаемых на свободу осужденных, чьи дела были признаны фальсифицированными, освобождало непосредственно МВД, без каких-либо публичных указов об амнистии. Тогда, действительно, освобожденные и их родственники могли связывать свое вызволение из застенков с именем Берии. Но совсем иная ситуация была с амнистией 1953 года. Рядовые граждане совершенно не знали механизма принятия решений в Президиуме ЦК, и никак не были осведомлены о том, что амнистия была объявлена по предложению министра внутренних дел товарища Берии. Это уже потом, когда Берия был арестован и его противники стали критиковать его за негативные последствия амнистии, выразившиеся во всплеске преступности, в народ было запущено название «бериевская амнистия», и на Лаврентия Павловича списали все грехи «холодного лета 1953 года».

О том, что амнистия заключенным была объявлена по инициативе Берии, могли знать или догадываться только номенклатурные работники среднего и высшего звена. Но им-то как раз эта амнистия была совсем не в радость, поскольку, за редким исключением, никто из родных и близких партийных и советских чиновников под амнистию не попал (с находящимися в заключении родственниками очень трудно было удержаться на номенклатурной должности). Наоборот, масса бывших «зэков», в одночасье обретшая свободу, создавала множество проблем для местных властей. Их надо было трудоустраивать, куда-то селить, да и милиции хлопот прибавилось. Так что начальники разных уровней наверняка недобрым словом поминали Лаврентия Павловича за мартовскую амнистию.

Равным образом и реабилитация «врачей-вредителей» могла способствовать популярности Берии лишь в очень узких кругах интеллигенции, в первую очередь еврейской. Учитывая же масштабную антисемитскую кампанию под флагом борьбы с «космополитизмом», развернутую в конце 40-х — начале 50-х годов, и антисемитизм, свойственный значительной части аппаратчиков среднего звена, освобождение «убийц в белых халатах» могло быть воспринято значительной частью общественности далеко не однозначно.

Что же касается общей популярности Берии в стране, то на этот счет Симонов приводит один очень характерный факт. Дело происходило в ночь после ареста Лаврентия Павловича. Симонов тогда редактировал «Литературную газету». В одиннадцать часов вечера ему позвонил заместитель начальника управления агитации и пропаганды ЦК Василий Петрович Московский и приказал остановить печатанье газеты до разговора с ним. Перепуганный Симонов подумал, что его собираются снять с редакторов, как это уже однажды было. Но дело оказалось совсем в другом. Вот как все происходило в изложении Симонова:

— Слушай меня внимательно, — сказал Московский и перешел на официальный тон: — Мне поручено ЦК сообщить тебе как редактору «Литературной газеты» для твоего личного, только личного сведения, что товарищ Берия сегодня выведен из состава Президиума ЦК, выведен из состава ЦК, исключен из партии, освобожден от должности заместителя Председателя Совета Министров и министра внутренних дел и за свою преступную деятельность арестован, — официальным голосом, но одним дыхом выпалил мне все это Московский, даже не заметив, что по въевшейся привычке в начале этого сообщения забыл убрать перед фамилией Берия механически произнесенное слово «товарищ».

— Ясно, — сказал я. — А что случилось-то? Что произошло?

— Все, что случилось, узнаешь… на пленуме ЦК, а пока с учетом того, что я тебе сообщил, лично перечитай все полосы, чтобы там ничего не было о Берии.

— Там ничего нет о Берии, откуда он там, — сказал я, вспоминая все четыре полосы сегодняшней газеты. — Специальных материалов у нас не идет никаких, а так откуда же он?

— Не знаю, откуда, — сказал Московский. — Я тебя официально предупредил, больше у меня времени нет, надо ехать дальше, а ты перечитай все полосы лично. И никому ничего не сообщай. Ясно?

— Ясно.

Так никому ничего не сообщив, я как дурак стоял еще два часа за своей конторкой, перечитывая все четыре полосы, на которых фамилия Берии могла оказаться разве что в какой-нибудь заметке о сельском хозяйстве, где фигурировал бы колхоз или совхоз его имени. Но и такого тоже не обнаружилось, и я к середине ночи подписал все полосы».

Подозреваю, что в ту ночь если и пришлось в какой газете убирать имя Берии с полос, так это в «Сельской жизни», где могла фигурировать парочка колхозов, названных в его честь. Ведь в газетах того времени не могло быть рубрики: «Вести с Семипалатинского полигона» или «Вести из Арзамаса-16». Сугубая секретность того, чем занимался Лаврентий Павлович, исключала его широкую популярность в народных массах. Многие ли знали тогда имена «секретных академиков» Харитона и Курчатова, Бочвара или Зельдовича?