Борис Соколов - Двуликий Берия

Хрущев предложил разобрать «10 лет пройденной нами деятельности. Берия скажет, что он это время не был министром. Возьмем позже период. Давайте разберем, какие заговоры внутри нашей страны были открыты Министерством внутренних дел, Министерством госбезопасности? За исключением липовых, дутых — ничего».

Из этого факта Хрущев сделал неожиданный вывод: Берии МВД нужно было, чтобы «взять в руки этот орган бесконтрольный… Вот смотрите, любого министра, любого работника, выполнение плана контролируем, там партийная организация выступит, там что-то мы видим, а в МВД все покрыто тайной. Он говорит: иду на конспиративную квартиру принимать какого-то агента, а какого агента там принимать, кто-нибудь знает? Никто не знает. Вот что ему нужно было, товарищи. Вот поэтому-то он и пошел на этот пост, против партии, против Правительства.

Вот какая цель у него. Интересная такая деталь, я обратил внимание. Я считаю позорное дело с врачами, грузинское дело — это позор. Мы, члены Президиума, между собой несколько раз говорили, я говорил Лаврентию. Я получил письмо в ЦК… от генерал-полковника Крюкова, и Жуков получил это письмо. Я показал Президиуму ЦК, нужно рассмотреть. Там десятка два с половиной генералов осужденных, и Крюков осужден на 25 лет. Берия не берется за это дело разбора, а что это липа — это бесспорно…

Почему? Я думаю, что это делал Берия в тех целях — он хотел поработать с этими генералами, а потом освободить. Потому что он освобождал не просто, а он освобождал, и эти люди выходили, а он им внушал, что это Берия им вернул жизнь, не партия, не правительство, а Берия.

Вот был арестован Кузьмичев. Я думаю, что его освободить нужно было, но нужно ли было этого Кузьмичева, освобождая из тюрьмы, сразу одеть в генеральский костюм и назначить начальником охраны членов Президиума ЦК (логика у Никиты Сергеевича прямо-таки замечательная: невинного человека освободить можно, а вот восстанавливать в генеральском звании и в прежней должности не стоит, поскольку он-де будет чувствовать себя обязанным Берии, а не Президиуму ЦК. — Б. С. )? Думаю, что вряд ли это нужно было, а он был назначен. Почему? Потому что Кузьмичев стал тенью Берия, ему нужен был такой человек.

Вот почему нужен был пост МВД, вот в каких целях он брал этот орган в свои руки. В преступных целях».

Сразу скажу, что аргументация Никиты Сергеевича могла бы убедить разве что школьников, начитавшихся детективов и романов Дюма о разведчиках и коварных заговорщиках, устраивающих дворцовые перевороты. Люди же, сколько-нибудь осведомленные о работе органов госбезопасности, хорошо знали, что сами министры на конспиративные квартиры не ходят. Что же касается закрытости системы МВД-МГБ, то в части агентурной деятельности, будь то за рубежом или внутри страны, она была, есть и будет. В тоталитарном же или просто авторитарном обществе подобная завеса секретности неизбежно распространяется и на все стороны деятельности правоохранительной системы. И тут совершенно без разницы, кто стоит во главе органов — Ежов или Берия, Круглов или Серов. Что же касается только что освобожденного генерала С.Ф. Кузьмичева, арестованного по «делу врачей», то его вновь арестовали, уже по делу Берии, год продержали в тюрьме, а потом опять освободили, так и не предъявив никаких обвинений. Назначение Кузьмичева начальником управления охраны выглядело вполне логичным. Он уже занимал этот пост в 1949–1950 годах, но был уволен в связи с развитием «дела врачей». Формальным поводом для ареста Кузьмичева послужило дело о злоупотреблениях бывшего начальника Главного управления охраны Н.С. Власика. Теперь же, после того, как все обвинения по «делу врачей» были признаны сфальсифицированными, а по делу о Главном управлении охраны выяснилось, что Кузьмичев ничего из казенного имущества не присваивал, никаких оснований не доверять ему вроде бы не было.

Хрущев продолжал рисовать образ коварного заговорщика: «Вот этот сбор всяких сведений. Вы знаете, например, что Берия поставил так вопрос. Я даже сам винюсь перед Пленумом.

Он мне один раз звонит и говорит: «Знаете, у вас работник Административного отдела позвонил Кобулову и спрашивает его, как дела идут. Это невозможно. Я член Президиума, и вроде какая-то тень наводится, кто-то вызывает моего первого заместителя, а не меня». Одним словом, этим самым он ставит вопрос, что ни в ЦК не вызывать, а это значит освободить от всякого партийного контроля органы МВД для произвола…

Вот чего хотел Берия, и я бы, товарищи, сказал, он этого добился. Факт. Ведь вот эти записки по Украине, по Латвии, по Белоруссии. Это же факт, что они собраны не через обкомы, не через центральные комитеты, они собраны через работников МВД, хотя эти материалы имеются все в Центральном Комитете. Значит, он своего добился».

Разумеется, как и всякий министр, Лаврентий Павлович был не в восторге от вмешательства партийных органов в сферу своей компетенции и всячески этому сопротивлялся. Но здесь он не был оригинален. То же можно было сказать и о Молотове, и о Микояне, и о Кагановиче, и о других членах Президиума ЦК, руководивших тем или иным министерством или отраслью народного хозяйства. Все они предпочитали сами отдавать директивы партийным организациям на подведомственных предприятиях и в учреждениях, а не выслушивать указания со стороны какого-то там отдела административных органов ЦК.

Объяснимо и стремление Берии получить сведения об истинном положении на Украине, в Прибалтике и в Белоруссии по линии МВД, а не довольствоваться имевшимися в ЦК сводками. У Лаврентия Павловича были все основания полагать, что доклады местных партийных органов приукрашивают действительность.

Хрущев вместе с тем довольно точно определил сущность политической позиции Берии: «…Ракоши сказал: я бы хотел знать, что решается в Совете Министров и что в ЦК, какое разграничение должно быть. Раз не будет в одном лице, надо более рельефно выявить разделение вопросов. Берия тогда пренебрежительно сказал: что ЦК, пусть Совмин решает, ЦК пусть занимается кадрами и пропагандой». Лаврентий Павлович хотел оставить Богу богово, а кесарю кесарево. ЦК пусть занимается идеологией, пропагандой и кадрами, а Совмин — проведением конкретной политики, решением всех практических вопросов. При этом взаимоотношения партии и правительства стали бы сродни взаимоотношениям владельцев крупной компании и ее менеджеров. Владелец определяет кадровую политику и (не всегда) общую стратегию, но не вмешивается в действия менеджеров. Если дела идут плохо, команду менеджеров просто меняют, или, наоборот, меняют общую стратегию бизнеса. Нечто подобное предлагал и Берия, причем делал он это явно с согласия и при поддержке Маленкова. Георгий Максимилианович, рассматривая себя в качестве преемника Сталина, надеялся сосредоточить в своих руках как председателя Совета Министров всю реальную власть, отдав на откуп Хрущеву и другим секретарям ЦК марксистско-ленинскую теорию. Берия же рассчитывал безраздельно властвовать в МВД, сделав его главным орудием реформ. Но, как мы знаем, все повернулось наоборот, и очень скоро, через каких-нибудь несколько месяцев после июльского Пленума, выяснилось, что реальная власть не у Маленкова, а у Хрущева. Закаленный в чистках партийный аппарат одолел аппарат советский, только-только, во время войны, почувствовавший вкус настоящей власти.