Джеффри Робертс - Вячеслав Молотов. Сталинский рыцарь «холодной войны»

На XX съезде они спорили: в принципе война неизбежна, пока все еще существуют империализм и капитализм, но способно ли движение за мир предотвратить реальные войны? Хрущев еще говорил, что в современную эпоху силы, поддерживающие мир, так велики, что доктрина об обязательной войне больше не применима на практике – в последующих выступлениях он развивал и доказывал эту точку зрения34.В противовес Хрущеву Молотов убеждал, что постулат о войне остается неизменным, независимо от масштабов кампании за мир, поскольку врожденная склонность империалистических стран к войне продолжает превалировать и никуда не денется, пока социализм не победит на всей земле. Важный момент: по мнению Молотова, хрущевский пересмотр доктрины о неизбежной войне вел к недооценке ее опасностей и, среди прочего, нес угрозу новой мировой войны35.

Молотов критиковал Хрущева не совсем справедливо. Генсек говорил о важности неутихающей борьбы за мир не меньше Молотова и часто предупреждал об опасности войны. Разница между их позициями заключалась в том, что закоренелый догматизм Молотова – убежденность в непреходящей угрозе капиталистической войны – означал, что он в большей мере, нежели Хрущев, готов рассмотреть вариант применения радикальных мер для предотвращения того, что он считал весьма и весьма реальной угрозой новой мировой войны. Как ни странно, именно идеологический консерватизм Молотова подсказал запустить новаторскую программу европейской коллективной безопасности. Им же объясняются его гибкость и готовность вступить в серьезные переговоры с западными странами по поводу будущего Германии. Хрущев же полагал, что Советский Союз обладает достаточной политической и военной мощью, чтобы собственными усилиями справится с опасностью капиталистической войны, в том числе с угрозой, которую несла в себе Западная Германия, полностью перевооруженная и интегрированная в западный блок.

Когда в октябре 1964 г. Хрущев лишился власти, официальная советская риторика приблизилась к позициям Молотова. В то же самое время сохранялось немало разногласий между его взглядами и мнениями прохрущевского руководства. Особенно это относилось к теме Сталина. После снятия Хрущева процесс десталинизации остановился, и режим начал трактовать его личность с большей симпатией, делая акцент не только на недостатках, но и на успехах. Но Молотову этого было мало. Он хотел, чтобы от хрущевской критики Сталина на XX съезде отказались полностью, и был готов яростно защищать даже самые страшные стороны сталинского режима. В 1930-е гг. совершались серьезные ошибки, признавал Молотов в своих записях, но массовые репрессии тех времен оправданы необходимостью искоренить антисоветские элементы, которые в случае войны могли бы сыграть роль пятой колонны. Кроме того, бывший министр превозносил заслуги Сталина во время войны и сожалел о том, что в СССР уже нигде нельзя купить военные речи его старого начальника36. Как вспоминал внук Молотова, в День Победы 9 Мая его дед всегда поднимал тост за Сталина: «за нашего неизвестного главнокомандующего»37.

Критическое отношение Молотова к советскому руководству заметно и в его беседах с Чуевым. Когда в 1982 г. умер Леонид Брежнев, преемник Хрущева на посту главы партии, Молотов заметил: «Брежнев, конечно, скромность потерял, потерял… Не жалел себе [медалей]. Это безобразие, конечно». Бывшему министру куда больше импонировал сменивший Брежнева Юрий Андропов, но следующий руководитель, Константин Черненко, его разочаровал. «Вообще какой-то навязанный народу человек… – говорил о нем Молотов Чуеву. – До сих пор не можем назначить президента»38. Впрочем, именно стараниями Черненко Молотова восстановили в 1984 г. в КПСС вместе с Маленковым и Кагановичем39.

Молотов активно интересовался политикой до конца жизни. В его личных бумагах есть вырезки из «Правды» за апрель 1985 г. со статьями о Пленуме ЦК – на котором пришел к власти Михаил Горбачев. Последняя встреча Молотова с Чуевым состоялась в апреле 1986 г., вскоре после его девяносто шестого дня рождения, и он рвался обсудить события на последнем съезде партии40.

Молотов умер 8 ноября 1986 г. – в шестьдесят девятую годовщину Октябрьской революции. Полина скончалась еще в 1970 г. Она покоится в тихом уголке Новодевичьего кладбища, сразу за участком, который занял Микоян в 1978 г., неподалеку от Кагановича, дожившего до 1991 г.

В другой части кладбища лежит Хрущев, умерший в 1971 г.

Молотова похоронили в могиле жены. Скромное надгробие сделано из белого мрамора с черными прожилками. Когда я был на кладбище в 1995 г., экскурсовод восторженно рассказывала, что черно-белый контраст символизирует хорошие и плохие стороны судьбы и характера Молотова. (То же самое она вещала и на могиле Хрущева.) Пятнадцать лет спустя обветренный камень казался скорее серым разных оттенков, нежели черно-белым. Особенно если смотреть издалека.

В январе 1948 г.группа румынских академиков выдвинула Молотова на Нобелевскую премию мира. Эта номинация сообщала о той роли, что сыграл Молотов во время войны и энергичной защите мира и демократии, которую он вел с 1945 г.2.

Выдвижение сделали участники коммунистического лагеря, но в свете фактов, представленных в данной книге, оно не так странно, как может показаться. Возможно, на эту награду номинировали и куда менее достойных претендентов. Конечно, советскую общественность того времени это выставление Молотова не должно было удивить. На родине его преподносили миротворцем, защитником всеобщих чаяний о том, что новой мировой войны не будет3.

Как показывает эта книга, есть много свидетельств в пользу того, что Молотов был способным дипломатом и министром иностранных дел: способность превосходно выполнять инструкции, умение успешно вести переговоры как с друзьями, так и с врагами, ставшее легендарным упорство в достижении советских целей. Впрочем, Молотов являлся дипломатом не столько по профессии, сколько по призванию, и реальную политику он заставлял служить строительству коммунизма. Он на полном серьезе противопоставлял миролюбивую линию Советского Союза угрозам и агрессии капиталистических и империалистических стран. Именно из идейных взглядов Молотова росли в 1950-е гг. его страхи того, что Германия возродится. Как ни парадоксально, та же самая идеология заставила его поверить, что общеевропейская система коллективной безопасности сможет положить решительный конец «холодной войне». Был бы такой проект успешным – вопрос спорный, но Молотов заслуживает уважения за все те политические риски, на которые он отважился, когда вернулся на пост министра иностранных дел после смерти Сталина.