Сергей Нечаев - Любовь и злодейство гениев

Не забывал предприниматель и о личной жизни: у них с Надеждой Филаретовной родилось восемнадцать детей, из которых одиннадцать благополучно дожили до совершеннолетия. Это были шесть дочерей и пять сыновей, появившиеся на свет в период с 1848 по 1872 год.

К сожалению, подобный количественный показатель отнюдь не гарантировал матери этих детей семейного благополучия. Миллионерша Надежда Филаретовна была женщиной замкнутой и, по сути, несчастной. Дети ее совершенно не понимали, муж работал практически круглосуточно, и ему и в голову не приходило хоть как-то пожалеть жену, да она, казалось, и не нуждалась в этом. Но это только казалось. На самом деле, какой женщине не хочется хоть изредка опереться на сильное мужское плечо, найти нежность, сочувствие и понимание? У безумно уставшей от нескончаемой череды беременностей и родов женщины ничего этого не было, а посему в одном из своих писем Надежда фон Мекк написала: «Я смотрю на замужество как на неизбежное зло, которого нельзя избежать».

«Неизбежное зло» закончилось 26 января 1876 года, когда Карл Федорович фон Мекк скоропостижно скончался от тяжелого сердечного приступа.

Таким образом, в неполные сорок пять лет Надежда Филаретовна осталась вдовой с четырьмя более или менее удачно пристроенными детьми и семью остальными, оставшимися на ее попечении. Но зато с огромным капиталом, акциями, земельными угодьями и многочисленными домами в России и в красивейших городах Европы. Короче, у нее было все, что нужно для полного счастья, вот только самого счастья не было.

К тому моменту тридцатишестилетний Петр Ильич Чайковский был профессором Московской консерватории, автором двух опер, балета и трех симфоний. Его охотно принимали в лучших домах, им восхищались, но в материальном плане жил он весьма трудно.

И вот в конце 1876 года он получил письмо от некоей незнакомки, которая извещала талантливого композитора о том, что намерена ежегодно посылать ему по 6000 рублей, чтобы он не отвлекался на побочные заработки и мог спокойно творить, не заботясь о хлебе насущном. Шесть тысяч! Это была огромная по тем временам сумма…

Этой странной незнакомкой оказалась Надежда Филаретовна фон Мекк. Она, как мы уже говорили, с детства испытывала любовь к серьезной музыке. В ее доме учителем детей служил юный Клод Дебюсси, а музыку Чайковского она ставила на одну ступень с классическими произведениями давно признанных авторитетов. Через скрипача Иосифа Котека, ученика и близкого друга Петра Ильича, она узнала о материальных затруднениях композитора и решила каждый год посылать ему те самые 6000 рублей.

Анри Труайя по этому поводу пишет:

«Из всего сказанного Котеком Надежда фон Мекк пожелала запомнить лишь одно: у Чайковского нет денег, но есть гениальность, тогда как у нее гениальности нет, зато денег столько, что она не знает, что с ними делать. Логический вывод видится ей с ослепительной четкостью. Из любви к музыке она должна помочь Чайковскому».

По словам Анри Труайя, она заверила Чайковского в том, что «он может рассчитывать на нее в любой ситуации», а он ее — в том, что будет «вести спокойную жизнь, и это, наверное, хорошо отзовется на его музыкальной деятельности».

В самом деле, для нее с ее миллионами 6000 рублей — это была сущая безделица, а вот Петр Ильич, и не подумавший отказываться от предложенной помощи, смог позволить себе оставить профессуру в Московской консерватории, чтобы сосредоточиться исключительно на творчестве. Более того, благодаря этим деньгам он смог путешествовать по Европе, ведя там вполне преуспевающий образ жизни.

«Моя скромность есть не что иное, как скрытое, но большое, очень большое самолюбие».

Таким образом, Надежда Филаретовна и Петр Ильич начали переписываться. Практически все их письма сохранились и были позже опубликованы.

С ее стороны это были очень искренние и нежные письма. В одном из них она написала:

«Милостивый государь Петр Ильич! Хотелось бы мне много сказать о моем фантастичном отношении к Вам, да боюсь отнимать у Вас время, которого Вы имеете так мало свободного. Скажу только, что это отношение, как оно ни отвлеченно, дорого мне, как самое лучшее, самое высокое из всех чувств, возможных в человеческой натуре. Поэтому, если хотите, Петр Ильич, назовите меня фантазеркою, пожалуй, даже сумасбродкою, но не смейтесь, потому что все это было бы смешно, когда бы не было так искренно, да и так основательно».

Чайковский отвечал ей куда более сдержанно:

«Милостивая государыня Надежда Филаретовна! Позвольте Вас поблагодарить за более чем роскошное вознаграждение».

Надежда Филаретовна признавалась:

«Я наслаждаюсь звуками Ваших сочинений, которые приводят в такой восторг, что я перестаю сознавать все окружающее и уношусь в какой-то другой мир».

А он отвечал ей:

«Я преисполнен самых симпатических чувств к Вам. Это совсем не фраза. Я Вас совсем не так мало знаю, как Вы, может быть, думаете».

Уехав в 1887 году во Францию, вдова фон Мекк писала Чайковскому:

«Милый, дорогой друг мой! Приехавши в Канны, я имела удовольствие получить Ваше письмо, адресованное в Висбаден, и спешу отвечать Вам, дорогой мой, что мне доставляет величайшее удовольствие то, что Модест Ильич находится также с Вами у меня в доме. Добро пожаловать, мои дорогие гости… Как бы я желала, чтобы Ваше время в моем доме прошло приятно, хорошо, чтобы Вы не имели ни малейших неприятностей извне. Очень, очень мне будет интересно знать, как пройдет представление „Черевичек“, то есть, вернее сказать, Ваше дирижирование оркестром. Мне Вас очень, очень жаль, дорогой мой, я понимаю, какое терзание Вы должны перейти; пошли Вам бог силы и здоровья. А после того на отдых приезжайте на юг, милый друг мой. Как здесь хорошо, как хорошо, боже мой, какие чудные уголки есть на земном шаре! Я наслаждаюсь невыразимо: эта теплота, эта зелень, розы приводят меня в упоение. Мы еще пока в Каннах, а в Ницце приискиваем дачу, но прошу Вас, дорогой мой, адресовать письма в Ниццу, poste restante, мне оттуда пересылают всю корреспонденцию».

Это письмо достаточно типично. В нем, как и во многих других, Надежда Филаретовна выражает готовность помогать не только Петру Ильичу, но и его брату. Надо сказать, что молодой Чайковский охотно принимал помощь от любившей его (а это с некоторых пор стало очевидно) женщины. Благодаря ей, например, он впервые побывал в Париже, а потом написал:

«Здесь хорошо во всякое время года. Нельзя описать, до чего этот Париж удобен и приятен для жизни и как приятно можно здесь проводить время человеку, имеющему намерение веселиться. Уже самое гулянье по улице и глазенье на магазины в высшей степени занимательно. А, кроме того, театры, загородные прогулки, музеи — все это наполняет время так, что и не замечаешь, как оно летит».