Тимоти Колтон - Ельцин

«В Москве иначе было нельзя. Это очень сложный город, досталось очень тяжелое наследство. Учтите и вот что: все-таки все мы, я о тех, кому сегодня за 50, воспитаны эпохой командно-административных методов. От этого никуда не уйдешь. Мы пока других методов не имеем. Учимся, пытаемся что-то найти, но все-таки очень медленно. Когда я работал в горкоме, 90 процентов всех возникающих вопросов нужно было решать немедленно, твердо. Так требовала ситуация» [450] Караулов А. Вокруг Кремля: книга политических диалогов. М.: Новости, 1990. С. 96. .

20 лет спустя Виталий Третьяков, превратившийся к тому времени в критика Ельцина, осудил его работу в МГК, сравнив его с фанатичным, но недалеким советским ударником-стахановцем из сталинской мифологии [451] Третьяков В. Свердловский выскочка. Ч. 3. С. 86–91. . Пожалуй, в 1985–1987 годах в Ельцине действительно было что-то от перевыполняющего норму ударника, но определять его подобным образом значит недооценивать чуткость, с которой он открылся новым взглядам и объединился с новыми союзниками ради осуществления перемен. Даже в Свердловске он обогащал командные методы пониманием значимости для советской экономики остатков частного сектора. Абсолютно не приемля незаконной деятельности по продаже из-под полы дефицитных товаров по завышенным ценам, в Москве Ельцин с большей симпатией высказывался о том, что могут дать людям негосударственные производители и продавцы. На встрече с пропагандистами в 1986 году он согласился с недовольством по поводу заоблачных цен на колхозных рынках, но выводы из этого делал совсем другие:

«Я побывал на многих московских рынках. Нигде таких цен, как на рынках Москвы, я не видел. Жалкий пучок петрушки стоит 50 копеек, а то и рубль. Килограмм мяса — 8 рублей. Но ограничивать цены нельзя, поскольку этот метод уже применялся и не дал результатов. Торговцы просто перекочевывают в другие города и области. На рынок надо давить торговлей. У каждого рынка нужно строить кооперативный магазин. Если в этих магазинах колбаса будет продаваться по 8 рублей — не важно. У меня есть список людей, которые могут заплатить и большую цену. Зато они будут покупать колбасу, которая будет пахнуть мясом» [452] Выписка из выступления. С. 3. .

Если на Урале Ельцин выступал за свободную торговлю, чтобы снизить цены на продукты, теперь же он говорил о том, что такой подход удовлетворит спрос более состоятельных потребителей, обеспечит наличие товаров и улучшит их качество.

Не меньшую готовность к исследованию нового выказывал Ельцин и в политической сфере. Большинство советских чиновников морщило носы и с трудом терпело либеральные меры, осуществляемые партией под лозунгом демократизации, провозглашенным на пленуме ЦК 27–28 января 1987 года; для Ельцина же это были дрожжи, на которых взойдут эффективные реформы. В сентябре 1987 года на заседании Моссовета поднялся молодой депутат, физик Аркадий Мурашов, и заявил, что собирается сделать то, чего за последние 60 лет в советских законодательных органах не делал никто. Он нарушил единство и проголосовал против резолюции, предложенной руководством. Ельцин поддержал право Мурашова на собственное мнение и отправил проект резолюции на доработку в комитет [453] Резолюция касалась работы в одном из районов Москвы. Два депутата проголосовали против резолюции, а три — против предложенных изменений. О роли Ельцина в прессе не сообщалось, я об этом узнал из интервью с Аркадием Мурашовым, 13 сентября 2000. . Еще один пример связан с вниманием Ельцина к охране окружающей среды и сохранению городских памятников. Прислушавшись к голосам москвичей, Ельцин остановил строительство помпезного мемориала Великой Отечественной войны на Поклонной горе, вывел около тридцати вредных производств из города, вернул ряду улиц их исторические названия и спас от сноса несколько дореволюционных особняков. Деятельность, связанная с экологией, принесла ему контакты с неформалами — неправительственными организациями граждан, в большом количестве возникшими в тот период. Московских неформалов беспокоили самые разные проблемы — от свободы слова до контроля над вооружением и защиты прав животных, но далеко не все группы были прогрессивными или либеральными. 6 мая 1987 года Ельцин и председатель горисполкома Сайкин встретились с представителями ультранационалистической, антисемитской организации «Память», незаконно созданной в 1970-х годах. 500 активистов «Памяти» размахивали плакатами на Манежной площади, это была первая стихийная демонстрация в Москве с 1920-х годов. В августе представители пятидесяти советских неформальных организаций, главным образом либеральной ориентации, собрались в одном московском зале под эгидой МГК [454] См.: Neformaly: Civil Society in the USSR / Ed. J. B. Sedaitis, J. Butterfield. N. Y.: U. S. Helsinki Watch Committee, 1990. Тогдашний заместитель Сайкина говорит, что перед встречей с представителями общества «Память» Ельцин позвонил Горбачеву, чтобы посоветоваться. Прокофьев Ю. До и после запрета КПСС. С. 186–188. .

Москва оказалась для Ельцина гораздо более крепким орешком, чем Свердловск. Экономика столицы была менее военизированной, интеллектуальная элита и специалисты пользовались большим влиянием, и здесь были сосредоточены центральные органы управления. В период перемен город шатало из стороны в сторону: Москва одновременно была и рассадником реформаторства, и оплотом прежних методов. Основную проблему для Ельцина представлял именно этот оплот и то, что в неопубликованном выступлении на одном Пленуме ЦК он назвал «избалованностью верхушечных людей» [455] Выступление перед ЦК, 27 января 1987 (РГАНИ, фонд 2, опись 5, дело 34, с. 73). . Проявляя редкое для себя сочувствие, Горбачев впоследствии, в середине 1990-х годов, признался, что понимал, «работать в Москве нелегко, что Ельцин, пожалуй, острее других ощущает сопротивление партийной и хозяйственной номенклатуры политике перестройки… Ельцину пришлось столкнуться с препятствиями, о существовании которых он в Свердловске и не подозревал» [456] Горбачев М. Жизнь и реформы. Т. 1. С. 310, 371 (курсив добавлен). .

Чтобы осветить себе путь в московском лабиринте, новому маэстро не хватало ни знания местных условий, ни команды единомышленников вроде той, что сложилась у него на Урале. Свердловских помощников, на которых можно было бы положиться, у Ельцина было немного; многие москвичи, с которыми ему пришлось работать, считали его деревенщиной. Как и в Свердловске, по понедельникам Ельцин проводил неформальную планерку для группы, в которую на конец 1986 года входили Валерий Сайкин, Михаил Полторанин, второй секретарь горкома (свердловчанин Юрий Беляков), секретарь по идеологическим вопросам (Юрий Карабасов) и руководитель московского КГБ (Николай Челноков). Официальное бюро МГК собиралось по средам. Верный себе Ельцин и в Москве не прекращал критики и самокритики — с той только разницей, что теперь он рассказывал о недостатках своих коллег журналистам. Совместный отдых, который в Свердловске казался вполне естественным, в Москве был неуместен. В мае 1986 года, проводя отпуск в Грузии, Ельцин получил травму во время матча в волейбол, и у него начались проблемы с позвоночником и ногами, из-за чего он больше не мог играть [457] Коржаков пишет ( Коржаков А. Борис Ельцин. С. 61), что во время визита в Грузию Ельцин каждый день играл со своими телохранителями и сотрудниками, в первое утро начав в пять часов. Затем они вызвали местных чемпионов, которые на один из матчей пригласили профессионального спортсмена, но москвичи все равно выиграли. . Подмосковная дача Ельцина находилась в стороне от домиков сотрудников горкома. Охотничьих угодий поблизости не было, так что распределять квоты на отстрел дичи Ельцин тоже не мог.