Лин фон Паль - Проклятие Лермонтова

Допросили дворовых людей Лермонтова и Мартынова. Иван Соколов, слуга Лермонтова, показал, что был в день дуэли в Железноводске, а что касается ссоры между его барином и майором, то ничего между ними не замечал предосудительного, как то: ссор и других качеств, клонившихся к исполненному ими злу, а жили в дружбе и согласии, обходились между собой дружески; Иван Козлов, слуга Мартынова, показал, что о дуэли ему было ничего не известно, ссор между Лермонтовым и его хозяином Мартыновым не заметил, хотя был всегда при господине, но, действительно, по приказанию Глебова он привез со степи в расстоянии от города в 4-х верстах тело убитого поручика Лермонтова с помощью кучера Ивана в 10-м или же 11-м часу ночи; эти показания полностью подтвердил слуга Иван Вертюков; Иван Смирнов, слуга Мартынова, сообщил, что весь день безвыходно находился в доме и о том, что на дуэли убит Лермонтов, узнал лишь тогда, когда было привезено тело убитого Лермонтова в его квартиру кучером Иваном Вертюковым и Ильею Козловым, а ссор же между Мартыновым и Лермонтовым до того и даже в тот день никаких не происходило, и жили они дружески; четырнадцатилетний Ермолай Козлов со всем сказанным согласился.

Причину дуэли из секундантов вытрясти не удалось.

Если Глебов и Васильчиков считались соучастниками преступления, то главным обвиняемым в этом деле был Мартынов. По военному законодательству Российской империи, по статье 376 – «умышленный смертоубийца подлежит лишению всех прав состояния, наказанию шпицрутенами и ссылке в каторжную работу», по статье 395 – «кто, вызвав другого на поединок, учинит рану, увечье или убийство: тот наказывается как о ранах, увечье и убийстве умышленном поставлено», по статье 397 – «примиритель и посредники или секунданты, не успевшие в примирении и допустившие до поединка, не объявив о том в надлежащем месте, судятся как участники поединка и наказываются по мере учиненного вреда, то есть, если учинится убийство, как сообщники и участники убийства; если раны или увечья, как участники и сообщники в нанесении ран или увечья; если же убийства, ран или увечья не учинено, как участники самовольного суда и беззаконного мщения в нарушении мира, тишины, любви и согласия».

Законы к дуэлянтам были строги. Мартынов, уволенный из армии, боялся, что его будут судить гражданским судом, и он отлично знал, что гражданский суд будет к нему не так снисходителен, как военный. Он просил командующего Граббе передать его под военный суд, поскольку не желает отправиться в Сибирь, лучше пусть его разжалуют в рядовые с возможностью выслуги и оставят на Кавказе: он заслужит прощение беспорочной службой отечеству.

Н. С. Мартынов

Т. Райт

Мартынову были заданы те же вопросы, что и секундантам:

1. На этой дуэли действительно ли находились за секундантов лейб-гвардии Конного полка корнет Глебов и служащий в 11-м отделении собственной его императорского величества канцелярии титулярный советник князь Васильчиков?

Ответ: Действительно находились за секундантов: у меня корнет Глебов, а у поручика Лермонтова титулярный советник князь Васильчиков.

2. На эту дуэль из чьей квартиры или из какого места и в какое время выехали? – Кроме вас двух дуэлистов и двух секундантов, Глебова и князя Васильчикова, не выезжал ли еще кто из посторонних особ для зрелища или, по крайней мере, не был ли кто извещен об этой произойти могущей дуэли?

Ответ: Условлено было между нами сойтись на место к 6 1/ 2часам пополудни. Я выехал немного ранее из своей квартиры верхом; беговые дрожки свои дал Глебову. Он, Васильчиков и Лермонтов догнали меня уже на дороге. Последние два были также верхом. Кроме секундантов и нас двоих, никого не было на месте дуэли и никто решительно не знал о ней.

3. Вы и поручик Лермонтов (ныне убитый), в каком именно месте подле горы Машухи, в каком часу, на каком расстоянии между собою стрелялись? Какое было между вами условие – т. е.: обоим ли вместе, по данному знаку стрелять – или один после другого? – Поручик Лермонтов выстрелил ли из своего пистолета или нет и по какой причине?

Ответ: Мы стрелялись по левой стороне горы, на дороге, ведущей в какую-то Колонку, вблизи частого кустарника. Был отмерен барьер в 15 шагов и от него в каждую сторону еще по десяти. Мы стали на крайних точках. По условию дуэли, каждый из нас имел право стрелять когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру. Я первый пришел на барьер; ждал несколько времени выстрела Лермонтова, потом спустил курок.

4. К месту происшедшей дуэли на чем все вы поехали? – На дрожках ли или на верховых лошадях? – Кто были при первых кучера или при последних проводники для держания лошадей?

Ответ: Лермонтов и Васильчиков ехали верхом; Глебов на беговых дрожках. Проводников у нас не было. Лошадей мы сами привязали к кустарникам, а дрожки поставили в высокую траву, по правой стороне дороги.

5. Какие именно люди находятся у вас для прислуги?

Ответ: Для прислуги у меня находятся: камердинер мой Илья, повар Иван и казачок Ермошка (все трое мои крепостные).

6. Какая причина была поводом к этой дуэли? Не происходило ли между вами и покойным Лермонтовым ссоры или вражды? – С какого времени оная возникла?

Ответ: С самого приезда своего в Пятигорск Лермонтов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счет, одним словом, все, чем только можно досадить человеку, не касаясь до его чести. Я показывал ему, как умел, что не намерен служить мишенью для его ума, но он делал, как будто не замечает, как я принимаю его шутки. Недели три тому назад, во время его болезни, я говорил с ним об этом откровенно; просил его перестать, и хотя он не обещал мне ничего, отшучиваясь и предлагая мне, в свою очередь, смеяться над ним, но действительно перестал на несколько дней. Потом взялся опять за прежнее. На вечере в одном частном доме, за два дня до дуэли, он вызвал меня из терпения, привязываясь к каждому моему слову, на каждом шагу показывая явное желание мне досадить. Я решился положить этому конец. При выходе из этого дома я удержал его за руку, чтобы он шел рядом со мной; остальные все уже были впереди. Тут я сказал ему, что я прежде просил его прекратить эти несносные для меня шутки, но что теперь предупреждаю, что если он еще раз вздумает выбрать меня предметом для своей остроты, то я заставлю его перестать. Он не давал мне кончить и повторял раз сряду: что ему тон моей проповеди не нравится; что я не могу запретить ему говорить про меня то, что он хочет, и в довершенье сказал мне: «Вместо пустых угроз, ты гораздо бы лучше сделал, если бы действовал. Ты знаешь, что я от дуэлей никогда не отказываюсь, следовательно, ты никого этим не испугаешь». В это время мы подошли к его дому. Я сказал ему, что в таком случае пришлю к нему своего секунданта, – и возвратился к себе. Раздеваясь, я велел человеку попросить ко мне Глебова, когда он придет домой. Через четверть часа вошел ко мне в комнату Глебов, я объяснил ему, в чем дело; просил его быть моим секундантом и, по получении от него согласия, сказал ему, чтобы он на другой же день с рассветом отправился к Лермонтову. Глебов попробовал было меня уговаривать, но я решительно объявил ему, что он из слов самого же Лермонтова увидит, что, в сущности, не я вызываю, но меня вызывают, – и что потому мне невозможно сделать первому шаг к примирению.