Евгений Полищук - «Ахтунг! Покрышкин в воздухе!». «Сталинский сокол» № 1

Летчики направились к своим самолетам.

– Буби! Момент, – остановил Вальтер Хартманна. – Буби, будь внимательным. Если он встретится, я постараюсь затянуть его на виражи. Русские любят драться на виражах. Но «аэрокобра» не «Як», она слабее на виражах. Ты должен быть начеку. Как только я выйду с виража на горку, он тут же должен броситься за мной. Вот тут наступит твой момент. Понял? Я дам знать. Главное, ты должен опередить его ведомого. Все. По машинам!

И они побежали к своим самолетам.

Крупински надел парашют и забрался в кабину «мессершмитта». Машина была новой, в полете предстояло выполнить несколько фигур высшего пилотажа, чтобы ее немножко «облетать», почувствовать ее особенности. Дело привычное, он уже забыл, сколько поменял за эту войну самолетов.

Вальтер прикидывал в уме предстоящий бой, а руки сами начали предполетную подготовку машины. Наконец он переключился. Открыть подачу топлива – открыл. Сектор газа на треть… Сделать прокачку – сделал несколько раз. Закрыть водяной радиатор, винт на автомат… Зажигание? Включил… Кажется, все в порядке, можно давать механику отмашку, чтобы раскручивал стартером винт. Так, начали… Есть свистящий гул… Готово – это кричит механик… Значит, все в порядке. Вот мотор, чихнув пару раз, схватил и ровно заработал.

Беглый взгляд на приборы – давление масла, уровень топлива в баках, зарядка аккумулятора, система охлаждения – все вроде в порядке… Можно прибавлять обороты и выруливать на старт. Направление ветра сегодня – слева…

Крупински затянул привязные ремни, показал механику большой палец – все в порядке, спасибо за подготовку машины, – дал газ и пошел на взлет.

Привычное ощущение давления на тело от ускорения. Машина оторвалась, земля стала стремительно удаляться. Убрать шасси! Мигнула красная лампочка, и тут же легкий толчок в корпус самолета. Это легли в гнезда шасси. Теперь проверить закрылки, снять с предохранителя пушки, проверить электрический прицел и рацию. Все в норме – машина готова к бою.

Пока взлетали и занимали место в строю другие пилоты, Крупински выполнил горку и несколько бочек. Машина вела себя безукоризненно.

Он осмотрелся и подсчитал своих. Его ведомый лейтенант Пульс – на месте. Вторая пара – лейтенант Ори Блессин с сержантом Юргенсом. Далее ведущий второй четверки Эрих Хартманн с Хансом Иохимом Биркнером и фельдфебель Бахник с лейтенантом Вестером. Все на месте, можно двигаться к Крымской.

Было солнечно, день обещал быть хорошим. Скоро столбы дыма и мерцающие вспышки разрывов впереди обозначили линию фронта. Со станции наведения передали – советские штурмовики обрабатывают позиции немецкой пехоты. Они их вскоре увидели, как и группу прикрытия из истребителей «Ла-5» и «Як-7», кружившую над штурмовиками. Свои бомбардировщики почему-то задерживались.

Крупински решил атаковать штурмовики, но тут в наушниках послышался тревожный голос Хартманна:

– Пунски, выше нас восьмерка «кобр»!

– Вижу!

Через секунду Хартманн сообщил:

– Ведущий идет на нас! Похоже, это «кобры» с красными носами!

– Понял, Буби! Понял! – отозвался Крупински и тут же подал своей восьмерке команду: – Все уходим наверх! Боя не принимать! Осмотреться!

Восьмерка «мессершмиттов» круто пошла на солнце. Тут же с земли, со станции наведения, послышалось: «Внимание! Внимание! Покрышкин в воздухе! Покрышкин в воздухе! Высылаем помощь!»

И через несколько секунд: «Для «Карая-1». Фадеев в воздухе! Для «Карая-1». Фадеев в воздухе».

– Понял вас! Я – «Карая-1». Понял вас! – отозвался Крупински, мысленно поблагодарив очкастого оператора, что тот выполнил его личную просьбу – сообщить о появлении в воздухе его русского персонального врага. Тут же он предупредил Хартманна: – Буби! Они оба в этой восьмерке. Будь начеку! Пока подождем!

Они стали ходить в стороне, наблюдая, как «кобры» схватились с вновь прибывшими «мессершмиттами».

Подошла группа пикировщиков «Ю-87», и Крупински приказал шестерке спуститься вниз на ее прикрытие, а сам с ведомым остался вверху.

Наконец Крупински выбрал момент и стремительно бросился в лобовую атаку с русским. Машина Фадеева, мгновение назад казавшаяся точкой в синеве безоблачного неба, стремительно нарастала. Зная по опыту, что стрельба на встречном курсе малоэффективна, Вальтер всегда старался отвернуть пораньше, с тем чтобы, опередив противника в развороте, занять лучшую позицию для повторной атаки. Вот и сейчас, выбрав момент и пустив для острастки парочку трасс, он резко крутнул «мессершмитт» в сторону, как бы подставляя его под удар русскому.

К его удивлению, Фадеев за ним не погнался, как в таких случаях делали другие летчики, а кинул свою «кобру» вверх.

Вальтер понял: это не случайный маневр. Стало ясно – навязать ему свою волю и заставить драться на виражах на этот раз не удалось. Разгадав его маневр, Фадеев рывком выскочил на несколько сотен метров вверх и сразу стал опасен. У кого высота, тот и хозяин неба.

«Как быть, – лихорадочно соображал Крупински. – Я ниже русского, вести бой на вертикальном маневре для меня опасно, а на горизонтальном – он не хочет. Да и виражи для меня сейчас опасны».

А Фадеев, не теряя даром времени, стал забираться выше, намереваясь, очевидно, набрать высоту и атаковать сверху. Крупински ничего не оставалось, как броситься следом и, пользуясь преимуществом «мессершмитта» в мощности двигателя, попытаться связать противника боем и помешать ему занять выгодное положение.

Заметив, что Крупински устремился за ним, Фадеев резко развернулся и пошел навстречу. Снова лобовая атака, и опять трассы обоих, пройдя мимо, растаяли в бездонной голубизне неба.

Наконец Крупински удалось добиться того, к чему он стремился с самого начала, – они перешли на виражи. Теперь успеха добьется тот, кто лучше владеет техникой пилотирования. А в том, что у него она лучшая, – самонадеянный Крупински не сомневался.

Положив машину на крыло градусов под восемьдесят, «граф Пунски» начал вращать ее с максимальной угловой скоростью. Мотор выл на предельных оборотах. В глазах поочередно мелькали горизонт, небо, солнце, земля под ногами кружилась волчком. Только самолет Фадеева застыл, словно прикленный, слева. «Странно, – подумал Вальтер, – кажется, этот русский совсем не уступает мне в качестве пилотирования. Стоит сейчас допустить ошибку, чуть-чуть перетянуть или ослабить рули управления, и мой «Ме-109» собьется с этого наивыгоднейшего бега по кругу, а русский своего не упустит – сразу прилипнет ко мне сзади».

Один, два, три, четыре… – он сбился со счета, пытаясь считать виражи. От чудовищной перегрузки стало темнеть в глазах, тело вдавило в кресло, словно на него упал огромный груз, ноги стали тяжелыми, как будто налитыми свинцом, ими трудно было пошевелить. А Фадеев по-прежнему ни с места. «Проклятие! Мой бог! А ведь он сильнее меня! Пока не поздно, надо уступить», – появилась у Пунски предательская мысль. Самолет от чрезмерной нагрузки тоже задрожал, предупреждая, – еще немного, и сорвусь. «Все, дальше насиловать машину нельзя, иначе сорвусь в штопор, а это верная смерть», – решил Крупински.