Виктор Есипов - Василий Аксенов — одинокий бегун на длинные дистанции

Если мы хотим полной правды, мы можем и обязаны начинать только с этого вопроса, иначе все начнется сначала и нам уже никогда не выбраться из заколдованного круга мифов и заблуждений.

Вот, пожалуй, и все.

Искренне твой В. Максимов

P.S. Прости меня, но еще одно «кстати». Талантливые Блюхеры побеждали только на фронтах, которые практически некому было защищать. Его последняя победа на озере Хасан была достигнута в пропорции: шесть советских дивизий, с учетом фундаментального тыла, против двух японских — с враждебной китайской территорией за спиной, то есть безо всякого тыла вообще. И к тому же какой кровью!

Дорогой Вася!

Поздравляем с днем рождения, сиречь — с важным юбилеем, в вечер которого 20-го числа августа месяца мы, е.б.ж., подымем чаши с напитками и осушим их до дна, как деревенщики. За Ваше здоровье, счастье, prosperity. Чего потребитель может желать творцу? Сущих и грядущих бумажных «кирпичей» и «половинок», радости, света в конце тоннеля.

20-го авг. мы с Вами, вопреки материализму, будем сидеть за одним длинным столом. Я, Евг. Попов, выпью изрядно и, не умея тостовать, скажу Вам на ухо, что все мы — поколение дырок из «Звездного билета» и что время все разложит по полкам и каждый упокоится. А Вы мне скажете «Easy» и будете правы.

А Светка подымет бокал на тонкой длинной ножке и, покачнувшись от волнения, скажет: «Вася!»

Обнимаем. Целуем. Майю Афанасьевну — с именинником!

Евг. Попов

Наш дорогой, многочитаемый и глубокопочитаемый, любимый Вася! Поздравляю тебя с твоим полстолетьем, очень жалею, что не могу принести тебе 50 роскошных роз, — никогда не забываю тех 52-х, алых и белых, которые ты принес мне в мои 52 года. Если бы была у меня такая возможность, я по старинному образцу вложила бы в розы и записочку: «Недолго знала, но навеки полюбила». Спрашивается: кого или что. И то и другое. — Тебя, как друга, писателя, нежного человека, твой «Ожог», «Остров Крым» и теперь с радостью и упоеньем твой «Свияжск».

Чем я тебе не гимназисточка, влюбленная в Аксенова? Это все ж лучше, чем твои сорокалетние девчушки, бегающие в ЦДЛ.

Васенька, родной, будь здоров в свое второе полстолетье! Нет ни одной встречи с нашими общими и необщими друзьями, когда о тебе мы не вспомнили бы, с помощью русских, а иногда и английских слов.

Слушали по голосу о твоем новом романе «Бумажный пейзаж». Ждем!

Милая Майечка! Поцелуй, пожалуйста, своего мужа так, чтобы он понял, что его целуют все гимназистки этой земли. Будь счастлива с Васей и, конечно, строга.

Мои милые, по желанию Беллы, безмерно любящей Васю, 20-го августа мы у нее отметим день рождения.

Белла, оказывается, не только очаровательный поэт, но и совершенно очаровательная хозяйка. Семен Израилевич присоединяется всем сердцем к моему поздравлению (хоть и не входит в круг поклонниц-гимназисток, а по-мужски высоко ценит твой писательский и человеческий дар) и целует тебя.

Еще раз поздравляю и целую, целую и поздравляю.

Инна

P.S. Узнала, что друзья тебе и сочинения свои посылают, и я решила послать. Понравится — передай в «К» Володе М.

Дорогой Вася!

Пользуюсь умопомрачительными каналами [259], неожиданно прорытыми провидением, и сообщаю тебе следующее:

1) Сарра [260]оказалась цдловской болтушкой. Возможно ли, чтобы я высказывался с осуждением [261].

2) Узнал о Карле [262]. Как это отвратительно! Жизнь о нас совсем не заботится: какие-то постоянные пакости.

3) Как легко было из Парижа [263]говорить с Вашингтоном. Ну надо же! Теперь это не для нас: ни телефон, ни Греция, ни омары.

4) Надеюсь, ты не очень встреваешь в борьбу противуборствующих изгнанников? Это все пустое.

5) В Москве дело к зиме. Отсюда падение нравов. Ужесточение. Феликс [264]выгуливает собачку. Я стараюсь быть равнодушным, но даже это не помогает писать. Конечно, мои демонстративные шаги в Лютеции [265]стали достоянием некоторых любознательных соотечественников, и в Москве собирался произойти скандальчик, но потом быстренько его затушили: видимо, в данный момент не очень выгодно. Чем и пользуюсь.

6) У меня все замечательно. Хотелось бы к вам, но возраст и утрата способности подсуетиться, чтобы заработать, осложняют мои фантазии.

7) Целую и обнимаю,

и еще Майю, Карла [266], Иосифа [267]и многих-многих других.

Булат

P.S. Если связан с Сашей Соколовым [268], скажи, пусть черкнет.

Дорогой Вася!

Недавно слышал тебя [269]. К сожалению, одну часть, как проводили отпуск. Было грустно.

Появилась случайная оказия, но не могу сообразить, что сказать. Все время хотел много и что-то важное, а сейчас вылетело. Во всяком случае, радоваться нечему.

Недавно праздновали полвека Борису Мессереру. В ВТО. 150 человек. Сумасшедший дом. Фазиль, Биргер [270], Попов, Инна Л., Семен Изр., Гриша Горин. В общем, все те же. У Фазиля сын — Сандро [271]! Ничего себе?

У нас дома вот уже полгода ремонт. Что-то на нас протекло. Это очень интересное мероприятие, если ты не забыл, как это у нас делается.

Белла хороша. Пьет мало, пишет много. Все утряслось у нее. Кое-кто еще живет надеждами, но это уже другая компания.

Думаю, что после французского вояжа [272]я не скоро выберусь на Запад, хотя кто знает.

Обнимаю тебя и Майю, и кланяйся от меня всем знакомым.

Булат

Перевод c английского М.Вогмана

Дорогой Василий,

я был очень рад получить твое письмо. Извини, что моя рецензия на «Остров Крым» [273]была местами не только хвалебной — я, безусловно, восхищен (а кто бы не восхитился?) его энергией, независимостью, страстью (или страстной юмористичностью). Я очень жду знакомства с «Ожогом» [274], тогда я совершу очередной набег в СССР. Спасибо за замечания о Трифонове [275]; разумеется, читатель перевода много теряет — но чудо, пожалуй, в том, сколько он тем не менее получает (или мнит полученным).

Надо сказать, я всячески восхищался тем мужеством, с которым ты принял потерю своей страны и языка, став этаким бодрым американцем. Твои недавние — и отличные! — высказывания о довольно-таки износившемся мире американской литературы показывают, что ты теперь — во всех смыслах — говоришь с нами на одном языке. Удачи тебе с твоим первым романом по-английски [276]. Я завидую не самому вызову, на который ты отвечаешь, сколько тем искрам, которые высечет сила трения при таком усилии.

Надеюсь, Евтушенко никогда не увидит моей жесткой реакции на его роман; двадцать лет назад он был со мной крайне любезен, да и остается значимым явлением, несмотря на все свои пошлости.