Одри Хепберн - Одри Хепберн. Жизнь, рассказанная ею самой. Признания в любви

— Нет, на замарашку не похожа…

— Да, это не Эндрюс…

Это было то, чего я меньше всего желала. Если еще и во время пения произнесут такое, ничего хорошего не получится.

Сложности добавлял категорический отказ Рекса Харрисона записывать вокал заранее:

— Я не просто пою, я обыгрываю каждую фразу! Это не пластинка, а действие.

Ему хорошо, по роли профессору Хиггинсу позволялось даже не петь, а скорее говорить речитативом, я же должна в каждой песне показывать все, на что способна и чему научилась.

Но я боролась. Недаром Джордж Кьюкор говорил: «Если падаешь, всегда можно приземлиться на ноги. Нужно только точно знать, где эта земля».

Кьюкор знал, недаром он открыл столько дарований и снял столько совершенно разных по жанрам, но одинаково гениальных фильмов. С Джорджем с удовольствием работали и Грета Гарбо, и Кэтрин Хепберн, и Мэрилин Монро… он «открыл» Кэрри Гранта, Энтони Перкинса… да много кого. Правда, водился за Кьюкором грешок — особое внимание к актрисам, приведшее даже к увольнению из двух роскошных проектов — «Волшебника из страны Оз» и «Унесенных ветром». Но Джордж не расстроился, он просто принялся снимать другие фильмы с другими актрисами, одна «Филадельфийская история» чего стоила.

Получив возможность снимать «Мою прекрасную леди», Кьюкор откровенно заявил журналистам, что это для него никакой не мюзикл, а просто пьеса с музыкой. Я была с ним согласна и считала, что это сильно облегчит работу на площадке. Ошиблась. Нет, работать с Кьюкором оказалось легко, трудности нашлись в другом.

Замарашка… оборвыш… и это все, когда статистки, изображающие дефилирующее мимо высшее общество, носят потрясающие наряды Сесила Битона!

Однажды я просто не выдержала и принялась прямо в гримерке наряжаться в одно платье за другим, надевать шляпы, набрасывать на плечи боа… Какой же это был восторг! Ободренная восторженными восклицаниями, я устроила настоящее дефиле, как в фильме «Забавная мордашка». Закончился невольный показ тем, что Уорнер просто разрешил мне устроить фотосессию в особенно понравившихся нарядах. Она удалась еще больше, чем само дефиле.

В порыве эмоций я почти сокрушенно заявила Сесилу Битону, что зря согласилась на роль Элизы Дулиттл, у нее так мало красивых платьев! Битон был того же мнения, он считал, что роль замарашки, даже превращавшейся в леди, не для меня, потому что я уже леди. В каком-то интервью он даже сказал, что именно из-за моей светскости не очень удалась главная сцена фильма — первый бал цветочницы, потому что Элиза должна чувствовать себя не слишком уверенно, ведь, несмотря на все обучение, это не ее место, и девушка прекрасно это понимает. А у меня, мол, сразу чувствуется, что мое место на балу в роскошном платье, а не на мостовой в тряпье.

Наверное, он прав, я действительно мучилась, пока мы не отсняли сцены до переезда в дом Хиггинса, но и там играть бывшую замарашку было тяжело. Это не моя роль, не мой характер. Борясь за нее, я представляла только одно: победу Элизы над Хиггинсом и ее триумф на балу, забывая, что абсолютно большая часть фильма посвящена происходившему до этого. Но тогда я этого не понимала, а все вокруг уверяли, что я играю прекрасно, пою хорошо, все идет отлично.

Кьюкор — не Уайлер, он добровольно по тридцать дублей не делал, зато делал под нажимом Рекса Харрисона. Рекс, словно оправдываясь перед всеми, кто видел его на Бродвее, старался превзойти самого себя, без конца совершенствуя и совершенствуя свою игру, борясь за каждую фразу, каждый жест. Это прекрасно, но очень трудно для меня.

Страшно раздражал грим и вообще все, что касалось цветочницы Элизы, терпеть не могу растрепанные волосы, неопрятность, а здесь нужно делать вид, что для меня это привычно. К тому же Кьюкор решил действовать наверняка и каждую свою придумку тут же снимал, делая десятки дублей в разных вариантах. Одну и ту же сцену мы проигрывали несколько раз, играя чуть иначе, и несколько раз снимали.

Рекс Харрисон оказался очень похож на собственного героя, он держал себя со мной так, словно и был тем самым профессором-воспитателем, то есть совсем не дружелюбно. Особенно ему удавалось это, когда требовалось показать раздражение Хиггинса на непонятливую или не желавшую подчиняться Элизу. Нет, Рекс не грубил, он просто отказывался помогать мне и идти навстречу. Совсем недавно купавшаяся в обожании Кэрри Гранта и окружающих, я чувствовала себя почти несчастной, страшно нервничала из-за вокала, а еще из-за новых планов Мела.

Мой супруг носился с очередной утопической идеей, намереваясь снимать очень дорогого «Питера Пена», где роль Питера отводил мне. Возникли разногласия со студией Диснея, у которого были все права на экранизацию этой книги, Феррер злился, злил меня, я нервничала и однажды даже сорвалась, накричав на ни в чем не повинного фотографа. Пришлось извиняться.

Настроение на некоторое время поднял переход к сценам, в которых Элиза появляется на балу уже в наряде леди. Наконец-то я получила возможность играть то, ради чего напросилась на эту роль! Вот тогда все увидели настоящую Одри Хепберн. Я помню изумленное восхищение труппы, когда я впервые вышла в белом бальном платье Элизы. Хотелось громко сказать:

— Вот так-то!

Но почти сразу последовал страшный удар: мне наконец объявили, что, как бы я ни старалась, песни не звучат достаточно хорошо, а потому в фильме будет голос Марии Никсон! Я не могла поверить своим ушам. Столько усилий, столько надежд, и все прахом?!

— Почему?!

— Одри, мы не можем рисковать, твое исполнение недостаточно хорошо.

— Позвольте мне перезаписать, у меня все получится!

— В смете не заложены деньги на перезапись, к тому же все готово.

Это был просто крах!

— Вы отняли у меня половину роли!

— Одри, свой миллион вы получите все равно. У нас не может быть никаких личных пристрастий, все ради дела.

Что было делать: плакать, умолять? Но если песни в исполнении Марии Никсон уже записаны, значит, все было заранее известно, а меня просто дурачили похвалами?! Аплодировали, как маленькой девочке, чтобы не надула губки в обиде? Я знала, что в похожей ситуации Мэрилин Монро закатила сцену и вытребовала, чтобы все песни, исполненные ею, вошли в фильм. Я не Мэрилин и так сделать не смогла.

Попросилась домой пораньше, весь вечер проплакала, прячась от остальных, не хотелось, чтобы кто-то видел мои слезы и мое отчаянье. Едва ли я согласилась бы, зная, что петь будет кто-то другой. Но еще хуже, что меня почти до конца держали в неведении, хвалили, обнадеживали… Кроме того, я не была уверена, что теперь совпадут движение губ и звук, ведь, когда мы снимали «Забавную мордашку», столько сил было потрачено, чтобы жестикуляция совпадала со звуком! А интонации? Я уже чувствовала, что все будет звучать вразнобой.