Коко Шанель - Коко Шанель. Жизнь, рассказанная ею самой

Кто еще рискнул бы заткнуть уши, слушая Карузо: «Ах, перестаньте, я уже устала от ваших неаполитанских песен!» Это не кокетство, Мися действительно могла устать и не постеснялась сообщить об этом гениальному певцу.

У Миси нашлось много общего со мной, но это общее оказалось таким различным. Она родилась в Санкт-Петербурге, куда мать приехала, пытаясь усовестить ее загулявшего отца! Усовестить не успела, родив Мисю, скончалась. Воспитывали девочку родственники, а потом она была, как и я, в монастырской школе.

Но какая разница! Ее обитель находилась в Париже и за Мисю щедро платили.

Первый брак состоялся с кузеном Тадом Натансоном. У Натансона ее сманил влюбившийся до беспамятства газетный магнат миллионер Альфред Эдвардс. По рассказам Миси, Эдвардс был совершенным чудовищем, правда, обеспечившим супругу деньгами, драгоценностями, мехами, яхтой и еще много чем, в том числе положением в свете, но взамен требовавшим абсолютной преданности. Жить в золотой клетке Мисе показалось скучно, на ее счастье, муж влюбился в актрису Женевьев Лантельм и дверцу Мисиной клетки открыл.

Красавица поспешила упорхнуть. Эдвардс поступил с ней вполне порядочно, предоставив солидную ренту, чтобы не поднимала шум. На эту ренту вполне прилично жили Мися с ее любовником Хосе-Мария Сертом. Ко времени нашего знакомства Хосе и Мися были вместе почти десять лет — срок достаточно долгий даже для брака. Но они действительно любили друг друга, позже обвенчались и жили вместе, разведясь, только когда Серт полюбил Русию.

У Миси длинный набор имен, она Мария София Ольга Зинаида Годебска, Мисей ее звали, как меня Коко, просто по-приятельски, но поскольку в приятелях ходил весь Париж, это имя стало основным. Поль Моран назвал Мисю «пожирательницей гениев, влюбленных в нее». И это правда, тигрица и пушистая кошечка одновременно, Мися была вероломна, капризна, просто опасна, но она царила.

В меня Мися вцепилась буквально с первой минуты, а поскольку считалось, что она нюхом чувствует гениальных людей, это добавило любопытства ко мне со стороны остальных.

Кейпелу ни Мися, ни Серт не понравились категорически, подозреваю, что здесь примешивалась ревность, он чувствовал, что под влиянием такой подруги я стану менее покладистой и терпимой. Это было время, когда сам Кейпел уже собрался жениться, но упускать меня не хотел.

По-настоящему мы с Сертами стали общаться уже после смерти Боя, они вытащили меня из небытия черных комнат, заставили увидеть, что даже со смертью Кейпела жизнь не закончилась. Мы подружились навсегда, хотя более разных людей, чем я и Мися, встретить трудно. Говорят, противоположности притягиваются. Наверное, так.

Мися не скрывала, что она содержанка, обожала деньги, но считала, что женщину обеспечивать ими должен мужчина. Работать самой? Тыс ума сошла?!

Для меня это абсолютно неприемлемо. Деньги я обожаю просто потому, что они дают свободу, свободу жить как мне хочется, помогать тем, кому я хочу, чувствовать себя в безопасности.

Для Миси жизнь просто игра, в которой ей обязаны предоставить все, что она пожелает. Мися действительно все получала играючи. Я за все боролась и за все расплачивалась. Мися не считала зазорным принимать помощь и даже требовать ее, я старалась вернуть все полученное сторицей.

Серты вытащили меня из небытия, когда погиб Бой. Нашлись те, кто говорил, мол, Мися просто вампир, ее привлекает чужое горе из-за сильных эмоций. Потом я поняла, что так и есть. Мися очень любила, когда рядом страдали, она готова отдать буквально все, чтобы… страдали еще дольше.

У Сертов я услышала имена, которых раньше не знала, со многими познакомилась. Большинство разговоров шло о скором возвращении из Швейцарии Игоря Стравинского. Я помнила рассказы о скандале из-за его «Весны Священной». Мися произносила это имя с придыханием:

— Ах, Стравинский!.. Дяг обещает, что они вместе сделают «Пульчинеллу», а оформлять спектакль будет Пикассо!

Дягом Мися звала своего близкого приятеля Сержа Дягилева, чьи «Русские сезоны» будоражили Париж уже который год. По ее словам выходило, что вот-вот, совсем скоро в Париже начнется нечто невообразимое, потому что столько гениев начнут творить сообща. И все под ее крылышком.

Я уже прониклась и чувствовала, что благодаря Мисе попаду в общество талантливейших людей. Так и было, именно она познакомила меня с Дягилевым и со всей труппой «Русского балета». Дягилев, Стравинский, Нижинский, Лифарь… Пикассо, Кокто, Бакст, Реверди… Достойная компания для той, что десяток лет назад считала «Ротонду» замечательным местом!

Но до этого мы еще совершили путешествие, возродившее у меня интерес к жизни.

Мися и Хосе-Мария решили оформить свои отношения, длившиеся уже двенадцать лет. Позже Мися сказала, что это было началом конца, мол, если бы не сделала этой глупости, Серт не встретил бы другую. Но, сказав это однажды, она никогда не повторила таких слов. Мися не любила признаваться в чем-то, что разрушало созданный ею самой образ самой себя.

Я не люблю свадьбы и постаралась сделать все, чтобы на нее не попасть, но от их свадебного путешествия отвертеться не удалось. Серты отправились в Италию и просто закинули меня в машину вместе с собой! Вообще-то, я терпеть не могу, когда со мной так поступают, позже мы с Мисей не раз ссорились именно из-за вмешательства в мою жизнь, но в те дни была слишком пассивна, чтобы сопротивляться.

И не пожалела. Потому что Серт это Серт!

Я никогда не считала его собственную мазню гениальной. На огромных фресках (Серт обожал все монументальное) огромные люди поигрывали огромными мускулами. Почему-то сразу вспоминались фальшиво благородные разбойники. Неестественно бугристые торсы, руки, ноги лично меня отталкивали, кажется, и Мисю тоже, но она снисходительно шептала:

— Сделай вид, что тебе нравится. Мужчинам так приятно, когда их хвалят…

В своей книге, как и в разговорах «на людях», Мися тоже твердила, что Серт гениален. Возможно, не спорю, только мне куда больше нравилось другое его умение. Хосе-Мария Серт был гениальным экскурсоводом, я не уставала это повторять всегда. Никто лучше него не умел рассказывать о картинах, фресках, художниках, скульпторах… Создавалось впечатление, что Серт лично знаком с Рафаэлем, присутствовал, когда писал свои полотна Веронезе, а Тинторетто на ушко делился с ним секретом своего лака…

Уметь поведать обо всем так, чтобы картина стала живой и дорогой тебе лично, могут немногие. Серт умел. Столько, сколько я узнала за время путешествия, не всякому дано узнать за целую жизнь. Конечно, далеко не все запомнила, но Серт заложил основу, потом я много раз приезжала в Италию и смотрела уже сама. Это очень важно — показать человеку творения рук человеческих не как музейный экспонат, а как пример чьей-то гениальности, обращенный именно к нему, написанный, высеченный из камня, нарисованный на стене или куполе только для того, чтобы именно он увидел, понял, оценил… «Родство» с чьим-то творением мне кажется самым важным.