Шарлотта Валандре - Чужое сердце

– Это никак не связано с моим желанием завести второго ребенка. Я боюсь этого видения и, главное, боюсь умереть… Значит, я не умру?

– Умрете, и я тоже умру – когда-нибудь. Смерть – либо проблема, либо избавление – на выбор!

Мне иногда кажется, моя докторша еще больше ку-ку, чем я сама. На вид – гладкая, ровная, не придерешься, а внутри – чистый самоубийца. Я бы сама могла лечить людей, у меня большой опыт в области психологии. Так что у нас с ней стенка на стенку.

После долгих лет общения лакановские [2] позы Клер и ее установка на молчание, которые я с трудом выносила, разлетелись в пух и прах. Клер адаптировалась к перепадам моего настроения. Мы общаемся, она спонтанно заговаривает со мной, дает мне советы, защищает меня или провоцирует.

– Когда? Когда я умру… Мне хочется знать, сколько еще осталось времени.

– Я психоаналитик, а не гадалка. Видеть во сне смерть вполне нормально. Не каждый день, конечно, но сон о смерти – это еще и сон о жизни, бояться умереть – значит явно признать свою привязанность к жизни.

– Я хотела бы жить долго…

– Прекрасно…

На лице доктора – мельчайшие признаки нетерпения, усталости. Либо наше время истекло, либо я вышла из темы, либо повторяюсь. Она хотела бы, чтобы мы поговорили о другом, но мне нужно понять это чувство незнакомого мне страха, вспыхивающее во мне при едином воспоминании о том сне.

– Я очень испугалась… это почти не выразить словами… такое мощное чувство, от которого каменеешь, идущее из самых печенок… Этот сон был не похож на другие, как бы вам сказать… Это было как будто…

Клер успокаивающим тоном прерывает меня:

– Но вы ведь живы, вы сидите передо мной, страх прошел, да? Сон символический, но не имеющий реального основания, раз вы живы. И еще живее обычного. Словом, это очень жизнеутверждающий сон про смерть!

– Да…

Я заканчиваю начатую фразу:

– Это как будто был не мой сон…

Клер поднимает бровь, лицо напрягается, потом появляется усталая улыбка. Время истекло.

– Прекрасно… Держитесь крепче за реальность, за то, что действительно есть, не бойтесь того, чего не существует. На сегодня достаточно. Хорошо?

Провожая меня до двери, Клер внезапно говорит, чтобы завершить встречу, как всегда, на позитиве:

– А кстати, ваша книга называется «Любовь в крови», правильно? Замечательный успех, я обязательно ее прочту.

– Я в следующий раз принесу вам экземпляр. Это доставит мне удовольствие.

«Любовь в крови» – это моя автобиография или, как я люблю говорить, роман моей жизни. Я написала эту книгу прошлой зимой. Я была отрезана от людей, забыта, обессилена. Я не хотела больше скрываться. Книга вышла в сентябре, и мой издатель говорит, что она пользуется успехом. Я счастлива и удивлена. Было приложено много усилий для продвижения книги. Пресса как будто выбрала из тридцати семи лет моей жизни только одну вещь. Шарлотта Валандре ВИЧ-инфицирована. Я сохранила обложку журнала «Экспресс» из-за своей прекрасной трагической фотографии. Некоторые мои родственники узнали новость обо мне вот так – у газетного киоска. «Почему ты нам раньше не сказала?» – «Потому». У меня нет ответа. Человек инстинктивно знает, что он может сказать и кому. Потом, после долгих сомнений, мне хочется вдруг кричать об этом всему миру. Я хотела избавиться от того, что стало давить на меня, как груз. Положить конец слухам, замечаниям насчет того, как я выгляжу, почему похудела, почему щеки как у хомяка, а живот как у лягушки, почему глаза запали. Кто-то, наверное, решил, что это какая-то инфекция, связанная со СПИДом, но мое тело изменилось просто в результате побочного действия тритерапии и пересадки сердца. Мне нужна была истина, а не досужие домыслы. И еще я хотела, чтобы меня поняли. Как в песне «Чтобы понять меня» [3] . Я хотела выразить свою правду, просто и прямо, и не бояться больше того момента, когда надо будет сказать парню, который хочет заняться со мной любовью, что у меня… Что со мной презервативом придется пользоваться всю жизнь. То есть не всю жизнь, а пока любовь не одолеет страх.

Я хотела сказать об этом, чтобы меня приняли такой, какая я есть, я хотела работать и покончить с ВИЧ. Это была утопия. Я вижу, что интерес ко мне, любопытство, которое вызывает моя книга, обложки журналов, приглашения на передачи теперь связаны только с моей ВИЧ-инфицированностью. Я – новое лицо невидимого вируса. Неужели я всю жизнь буду ассоциироваться исключительно с ВИЧ? Это только часть моей истории. Пожалуйста, не усекайте меня до нее. Да, я ВИЧ-инфицирована, но есть и другие качества.

Я рассказала о своем заболевании в надежде, что мое свидетельство освободит моих братьев и сестер по крови, всех тех, кто еще вынужден скрывать свою тайну как смертный грех, тех, кто, как я, должны мучиться вдвойне – от заражения и потом от отверженности, от исключения во множестве разных форм – почти тридцать лет спустя после появления СПИДа. Он все еще завораживает, в нем сконцентрированы страхи, возможная смерть, которая приходит через сперму, кровь, секс – через все, что обычно несет только жизнь.

Я опасалась реакции людей – она обнадеживает. Журналисты смущены, растроганы, доброжелательны. Публика, как всегда, относится ко мне тепло, незнакомые люди на улице улыбаются, поднимают вверх большой палец, глядя на меня. Помню, как однажды утром я торопилась – редкий для меня случай – и опаздывала. Шел дождь, я бурчала что-то про холодную воду, которая сейчас намочит мне волосы. Такси все не шло. Я смотрела направо, налево, дергалась. Потом я увидела, как ко мне бежит какой-то парень, он что-то держал в поднятой руке и кричал: «Шарлотта! Шарлотта, прошу вас!» Сразу за ним подошло такси, но я задержалась. По его лицу струился дождь, он улыбался и протягивал мою книгу. Он несколько часов подстерегал меня в кафе, ему подтвердили, что я действительно живу по этому адресу. Он просил автограф – прямо здесь, под дождем. Не объясняя мне причин, он во что бы то ни стало хотел мне сказать: «Благодаря вам я еще жив». Я написала то, что мне пришло в голову: «Любите жить!» Кажется. Я обняла его, он прижал меня к себе, шофер нетерпеливо звал меня в машину, я извинилась перед незнакомцем и уехала. Я получила несколько трогательных признаний от артистов, по нескольку раз переслушала замечательные послания от Матильды Сенье, от Изабель Джордано. Но еще я чувствовала смятение, удивление и стыдливое молчание людей моего профессионального круга. Успех моей книги и то, что я свободно говорю на эту деликатную тему, странным образом отдалили их от меня. А ведь СПИД нанес артистическому миру больше ударов, чем в других сферах. Но шоу-бизнес оказался не готов принять эту истину, свет ослепляет, но не освещает.