Шарлотта Валандре - Чужое сердце

Я не могу ответить Клер сразу же. Я начинаю плакать, это сильнее меня, и мне неловко, это стыд и слабость, я не люблю себя такой.

Клер продолжает невозмутимо сидеть в кресле.

Она улыбается мне, не пытаясь сделать ни малейшего движения в мою сторону. Никакого сочувствия, – не утешать ребенка, который тогда будет плакать до бесконечности. Разбудить меня. Вывести меня из эмоций. Вернуть меня к разуму, туда, где можно найти решения всех проблем.

– Выплачьтесь, Шарлотта, а потом сможете поговорить со мной…

Клер допускает мое волнение, она может понять его, но не хочет разделять. Это ее закон, ее техника. Она стоит на страже разума, нейтральности. Ее благожелательный стоицизм оказывает свое действие, и я перестаю плакать. Клер знала о моем романе с Янном. Я рассказываю ей только о недавних открытиях. Ничто как будто не удивляет Клер. При контакте с ней ничто не кажется изумительным, ничто не вызывает потрясения, все нормально, почти заурядно.

– А что вы сами чувствуете? – спрашивает она меня, более заинтересованная моим состоянием, чем фактами.

– Опустошение. Он лгал мне, он предал меня. Что можно построить на лжи – какую бы цель она ни преследовала?..

– Вы понимаете, ради чего он лгал вам?

– Он объяснил мне.

– Каковы были его намерения? Намеревался ли он, как вы говорите, лгать вам? Говоря неправду, хотел ли он действительно предать вас?

– Не знаю. К чему вы меня подводите?

– Всегда учитывайте две вещи, Шарлотта, если хотите приблизиться к той истине, которая вам так необходима, к «вашей» истине. Фрейд говорил, что истины не существует, что она всегда субъективна, многообразна. Есть только субъективные истины, в данном случае есть истина ваша и истина его. Берите в расчет ваши эмоции, ваше видение, но также и его видение, его истинные намерения. Между вашими эмоциями и его намерениями вы найдете вашу истину. И тогда я спрашиваю вас: было ли намерением Янна навредить вам, предать вас?

– Нет.

– Прекрасно. Так что же? Что вы на самом деле ставите ему в вину?

– Он любит меня за сердце, которое у меня в груди. Он говорит, что любит меня ради меня, но я ему не верю. Он не любил бы меня, если бы у меня не было этого сердца.

– Но у него нет никаких доказательств того, во что он верит, и никогда не будет. Вы никогда не узнаете, действительно ли тот трансплантат был пересажен вам и бьется в вас. Правда?

– Он убежден, что знает. Я тоже колеблюсь.

– Вспомните, убедить себя можно практически во всем. И особенно в том, что для нас жизненно важно. Человек хочет жить, он ради этого готов на все. Этому человеку необходимо было думать, что вы носите это сердце. Он не смирился с утратой.

– Он любит меня не ради меня самой.

– Хотеть, чтобы тебя любили ради себя самой, – иллюзия. Мы всегда бываем любимы за что-то, что мы представляем собой в глазах другого, ради того, что партнер находит в нас. Любовь диктовать нельзя. «Люби меня потому-то, а не потому-то». Это так не работает. Мы еще и то, что мы представляем собой, мы – это целое, сплав. Не надо дробить себя на фрагменты. Вы – Анна-Шарлотта Паскаль и Шарлотта Валандре. Вы любимы или не любимы. Человек чувствует любовь или не чувствует ее. Это как магия. Она поражает, но, если ее начинать разбирать по винтикам, она исчезает. Он в вас влюблен?

– Это история любви подменной, украденной у другой женщины…

– Я выслушивала вас в течение месяцев, это история любви, а не недоразумение, не фантазм. Вы чувствуете любовь или нет? Не торопитесь отвечать. Факты значат гораздо меньше, чем чувство и намерение.

Выходя от Клер, я посылаю Янну сообщение, как будто под ее диктовку: «Мне нужно время».

Май 2008 г.

Сценарий «Любви в крови» переписан заново. Первый вариант был слишком далек от книги, он ушел от темы. В нем я была в депрессии, меня тошнило, я умирала, тащилась из одной комнаты в другую, сидела одна дома. Что-то вроде вольной, почти вымышленной интерпретации, вариации на тему «годы СПИДа», которые символизирую я, молодая актриса, сраженная болезнью, хотя я лично совершенно не страдала инфекционными болезнями, связанными с ВИЧ, и моя ВИЧ-инфицированность занимает в книге всего несколько страниц.

Съемки ведутся на северном побережье Франции и в старой части Лилля. Хотя предполагается, что действие происходит в Бретани и в Париже. Это вопрос бюджета. Лилль дешевле, чем Валандре или столица. Мне трудно восклицать, стоя перед невзрачной полосой песка, на сероватой дюне: «Смотрите, какая красота! Это Валандре, и пляж тянется вон туда, вдаль до самого Пьегю». Там вдали не Пьегю с его скалистым белым тупичком порта, а Дюнкерк.

Больше всего меня сбивают с толку черепичные крыши, – какая Бретань без черного кровельного сланца. «Не бойся, никто не заметит». И правда, никто не заметил.

Я играю саму себя. Доминик Бенеар, человек, который стоял в начале моей карьеры, тоже играет себя. Своим проницательным голубым взглядом он сразу замечает, что я не в форме. Я никому не расскажу про свое горе, про то, что со мной случилось. Я не откровенничаю на съемках. Да и никто не поймет. Все переврут. Я приехала сюда забыть, работать, прожить по-настоящему эти несколько долгожданных дней. Пересматривая дубли на мониторе, я кажусь себе некрасивой и расстраиваюсь. Неужели я так изменилась? Говорят, сам себя не видишь. Все правильно, я действительно вижу кого-то другого, не себя. Уродина! Ведь это история моей жизни, и я хочу, по крайней мере, не вызывать жалость. Плохой свет, плохая прическа, я себя не узнаю. Свет в кино, как и на телевидении, – это просто магия. Хорошо поставленный свет лучше любой подтяжки. Это знают все актрисы. Сегодня снимают сцену на пляже, проезд вдоль волнующегося моря. Я шучу с гримершей: «Я отлично сочетаюсь с натурными декорациями: волосы прямо как водоросли». Я жалуюсь режиссеру на осветителя, способного сделать меня хоть чуть-чуть красивей. Но всем плевать. Как для обложки «Пари-матч», у меня такое впечатление, что мне надо быть как можно страшнее, чтобы все мои мытарства читались прямо на лице.

Я давно не работала, и это первый день. Доминик, продюсер фильма, как всегда, мил и набавляет мне несколько съемочных дней, чтобы заплатили чуть больше. Я решаю перестать качать права.

Главную роль играет Аврора Пари, в реальной жизни – моя внучатая племянница. Она не пользовалась никаким блатом, у нее другая фамилия, она училась в актерской школе, ее просто предупредили о том, что будет кастинг. Талантливая девочка эта Аврора. Вечером, когда все в отеле вроде бы заснули, я выхожу из номера, еле ползу, держась за стенку. Мне говорят, что надо отдохнуть, но я не могу спать. Я чувствую себя такой одинокой. Мне нужно выйти на улицу, вдохнуть теплый воздух пляжа, который лежит в нескольких сотнях метров от меня. Я натягиваю мужскую куртку – бушлат, который я свистнула у клеившего меня техника на случай, если задует ветер. Я поднимаю высокий воротник, прячу волосы. Я шагаю вперед. Ближе к дюнам мне попадается группа ребят, сидящих на земле возле своих велосипедов.