Шарлотта Валандре - Чужое сердце

Доктор Леру вставляет диск в компьютер и спрашивает:

– Хотите, я покажу вам?

– Нет, не люблю видеть себя на экране.

– Серьезно.

– Мне не нравятся эти снимки. Жизнь теряет часть своей магии, если рассматривать ее с такого близкого расстояния, правда? Мне нравится думать, что мое сердце – это что-то загадочное, а не просто залатанный насос. Однажды я видела осциллографию или ангиографию – не помню что, ну какие-то снимки моего несчастного сердца, я ничего не поняла. Надо быть специалистом, как вы. Зачем смотреть дубли? Важен конечный монтаж. Так как дела с моим сердцем, доктор?

– Хорошо… Очень хорошо. Вот ваши коронарные артерии, они орошают сердце, они дают ему жизнь.

– Это артерии моего донора?

– Да, в отличие от окружающих легочных вен. А легочные – ваши, если можно так сказать.

– Как сложно!

– Нет, операция несложная. Сердечная механика проста, как Библия, и так же завораживает… Невероятный насос, посылающий в наше тело до восьми тысяч литров крови в день… Сожмите кулак!

Я продолжаю слушать доктора, но если бы он знал, что от вида крови меня просто бросает в дрожь, он прекратил бы свои лекции по анатомии. Борясь с дурнотой, я сжимаю пальцы правой руки в кулак, поднимаю ее в знак победы и произношу громкое «yes!», от которого он начинает улыбаться.

– Так вот, ваше сердце чуть больше вашего кулака и ежедневно перекачивает восемь кубометров крови в вашем теле. Чудеса, правда?

– Мое, наверное, чуть меньше? Надо бы знать размер кулака моего донора…

Доктор Леру несколько секунд молчит, стараясь не глядеть мне в глаза. Он снова, кажется, волнуется. Я тоже. От всех этих физиологических подробностей голова немного идет кругом, мне чудятся потоки крови, бурлящий красный водопад и сжатый кулачок моего неведомого сердца…

Я чувствую, как сердце колотится. Делаю глубокий вдох, чтобы успокоиться. Почему этот кардиолог обязательно хочет мне все объяснить?

– При трансплантации размер органов должен быть примерно одинаковым. Так что ваш донор должен был иметь кулак такого же размера, как и ваш… Я сейчас выключу экран, а вы даже не посмотрели!

Слушая доктора Леру, я разглядываю свои кулаки. Сжимаю их, разжимаю, повторяю это движение. У него или у нее были такие же кулаки. Маленькие кулачки. Наверняка это была женщина. Внезапно я интуитивно понимаю это. Она, должно быть, была молодой. Я представляю себе ее темноволосой, волосы средней длины, широкая улыбка. Она наверняка любила жизнь. Может быть, у нее тоже были дети. Я слышу, как бьется ее сердце, – мое сердце. Доктор Леру мягко окликает меня:

– Шарлотта? Хотите, чтобы я объяснил вам, или я выключаю?

До этого мгновения я никогда не воображала себе моего донора. То есть я, конечно, о нем думала, но мимолетно, не задумываясь о его смерти. Но можно ли считать умершим человека, у которого продолжает жить такая жизненно важная часть? Я решаю гнать прочь эти внезапные мысли и приближаюсь к экрану. Заинтригованная тем, что я там увидела, я расспрашиваю доктора Леру:

– А вот эти фигурки – это мои стенты? Похоже на железные плечики.

Он хохочет:

– Нет, стент крошечный, это маленькая пружинка, которая при распрямлении прочищает затор в сосуде, у вас их два – один тут, а другой там.

Он уверенно показывает на две точки на экране. Сколько я ни вглядываюсь, ничего не вижу, кроме его длинных пальцев и красивых розовых ногтей, и ничего интересного на экране.

– Не вижу… Тогда что это за плечики? Просто шкаф какой-то…

– Это скрепки, которыми сшивали вашу грудную клетку.

– Я же говорила вам, что не хочу смотреть… А конец каждой скрепки как будто завинчен от руки?!

– Так оно и есть.

– Это же все ручная работа, они, по крайней мере, не разойдутся?

Голова у меня снова начинает кружиться, доктор встает и тут же берет меня за руку, чтобы подбодрить. Я вздрагиваю от разряда статического электричества, и мы одинаковыми движениями поспешно отдергиваем руки, пристально глядя друг на друга.

– Не беспокойтесь, все надежно. А теперь сходите на биопсию, а я с вами встречусь сразу после нее на эхографии. Я читаю в вашей истории болезни, что вы не переносите уколов в шею, да? Будем действовать через пах. Приступим?

Через несколько минут, в кабинете доктора Перу

– Все в порядке?

– Да. Мое сердце ущипнули совершенно безболезненно.

– Сейчас проведу эхографию.

Доктор замечательно мягок. Он описывает каждое свое действие очень подробно, медленно водит влажным зондом по моему телу мерным движением, которое меня успокаивает. Пока все его внимание поглощает контрольный монитор, я рассматриваю его профиль, небольшой нос и губы, которые он все время прикусывает.

– Скоро закончу, все в порядке. Ваше сердце ведет себя хорошо, Шарлотта, у вас сердце как у девушки…

Это был понедельник, стояло мерзкое лето, с неба лились ушаты воды, снаружи день был похож на ночь, и когда я выходила из-под резкого света неоновых ламп, переменчивая улыбка сердечных дел мастера еще стояла у меня перед глазами. Его слова отдавались бесконечным эхом и превращались в музыку. «Ваше сердце чувствует себя хорошо, Шарлотта. Сердце как у девушки…»

– Значит, вы с две тысячи третьего года получаете неорал. Вам объяснили, какие трудности возникают при приеме этого лекарства больными, проходящими тритерапию?

Я лежу, прижав ладонь к повязке, молча, с закрытыми глазами. Сердце бьется хорошо. Ритм ровный, может быть, чуть частит. Не меньше восьми тысяч литров крови в день… через мой трансплантат… запертый в кое-как скрепленной скобками грудной клетке… сердце девушки… сколько ей было лет…

– Шарлотта, вам плохо?

Кружится голова. А вдруг, если я и дальше не буду отвечать, витать в своих кровавых видениях и гипнотических отзвуках голоса доктора… Может, он сделает мне искусственное дыхание?..

– Шарлотта?

Он снова чуть пожимает мне руку.

На этот раз это не электрический разряд, а другой, очень яркий ток. Я открываю глаза. Для начала неплохо.

– Извините, я немного задремала, просто у вас голос такой, я смутно слышала, что вы мне говорили. Да, неорал… Меня просто предупредили о возможных побочных эффектах, о том, что я зарасту волосами, как обезьяна, и что будет постоянная дрожь… К счастью, ни того ни другого не случилось. Напротив, у меня исчезли все волосы на теле. Я лысая, как клеенка. Даже немного неудобно… Как лягушка. Зато волосы на голове стали гуще и больше блестят, чем раньше, – прямо реклама для шампуня.

– Неорал – необходимое средство против отторжения тканей. Без такого средства подавляющее большинство трансплантатов не прижилось бы. Всякий трансплантат – это инородное тело, с которым наша иммунная система, естественно, начинает бороться. Неорал обладает свойством снижать способность вашей защитной системы отторгать инородные тела. Это иммуноблокатор, тогда как тритерапия направлена, наоборот, на усиление вашей иммунной системы путем блокирования вредных воздействий ВИЧ… Понимаете, как трудно подобрать дозировку?