Джонатан Стейнберг - Бисмарк: Биография

Другой прозорливый современник Бисмарка разглядел в его внешней харизматичности и красноречии вольное обращение с принципами. Клемент Теодор Пертес советовал Роону в апреле 1864 года остерегаться человека, «холодно расчетливого, коварного и неразборчивого в средствах»7. «Холодность», «коварство», «неразборчивость в средствах» – все эти качества создают образ «дьявола» или, если воспользоваться выражением королевы Виктории, «нечисти»8.

Он третировал даже своих немногих друзей. Когда друг детства Мориц фон Бланкенбург отказался принять министерство, Бисмарк угрожал «самым несносным образом» перевести его в Штеттин9. Перед Гансом фон Клейстом он размахивал ножом, а в другом случае пригрозил арестовать, если тот не раскроет источник разглашения меморандума. В 1874 году Бисмарк выгнал из Верховного суда своего бывшего наставника Людвига фон Герлаха. В его безудержном стремлении к господству не оставалось места для угрызений совести или чувств сострадания. В мартовской дневниковой записи 1890 года генерал Альфред, граф фон Вальдерзе выразил мнение, с которым согласились бы многие из современников Бисмарка: «У него скверный характер; он без колебаний пренебрегал друзьями, даже теми, кто ему помогал»10.

Современники по-разному оценивали роль Бисмарка в трансформировании Пруссии и Германии. С кем из исторических личностей его можно было сравнить? Безусловно, он был могущественным придворным, вроде Ришелье, и его называли major domus . Мне не удалось найти адекватное понимание этого незаурядного человека, и оно, наверное, невозможно. И друзья и враги называли его диктатором – очень странное определение главы исполнительной власти в монархии. Дизраэли написал в 1878 году: «Он здесь настоящий деспот, все пруссаки, сверху донизу, и весь постоянный дипломатический корпус трепещут, когда он хмурится, и старательно ловят его улыбку»11. Генерал фон Швейниц, один из друзей Бисмарка, заметил в 1886 году: «Диктатура Бисмарка, оказавшая в целом просветительское и позитивное влияние на массы, принизила роль высшего официального истеблишмента. Она создала пространство для очень сильной вторичной тирании»12.

Швейниц не прав. Диктатура всегда уничижает и тех, кто ее насаждает, и тех, кого она подавляет. Когда Бисмарк уходил со своего поста, народ Германии был доведен до стадии образцовой сервильности, послушания, от которого немцы так до конца и не избавились. Высшие круги общества, безусловно, лишились своего былого могущества, в чем генерал, конечно, прав, и оно к ним уже не вернулось. Благодаря интригам Бисмарк обрел власть, и интриганы, окружавшие кайзера Вильгельма II, низложили его. По примеру классического дворцового фаворита он сначала возвысился, а потом, как и полагается, слетел со своего пьедестала. Он был диктатором, но вторичным, зависимым от короля.

Из семи смертных грехов Бисмарку был присущ прежде всего гнев. Он кипел от гнева. Никто не мог сравниться с ним в неистовости и интенсивности разгневанного состояния. Приступами ненависти и ярости он чуть не довел себя до могилы. Он приходил в ярость по малейшему поводу. Бисмарк писал брату: нескончаемые стуки в дверь и визиты с вопросами и счетами раздражают его до такой степени, что он «готов впиться зубами в стол»13. Из-за почти постоянной раздражительности он до конца жизни страдал бессонницей и психосоматическими недугами. Поводы могли быть самые пустяковые. Союзный совет отказался назначить никому не известного ганноверца начальником почтового ведомства. Стенографистки в рейхстаге неточно записали выступление, и он увидел в этом зловредный умысел. Абсолютно ничтожный и дурацкий конфликт вокруг почтовых сборов. Предупреждение президента рейхстага звонком в колокольчик вести себя прилично. Александр фон Белов-Гогендорф считал, что Бисмарк страдал «болезнью к смерти» [116] . 7 декабря 1859 года он писал Морицу фон Бланкенбургу – Бисмарк помешался на врагах, обуреваемый «экстремистскими мыслями и чувствами». Исцеление простое и истинно христианское – «возлюби врага своего!». «Это – самый верный путь к тому, чтобы снять нарастающее напряжение в занемогшем теле, и наилучшее снадобье против дурных видений и мыслей ( Vorstellungen ), которые могут довести его до могилы»14.

Совет был разумный. Больная душа Бисмарка нуждалась в лечении, и ее можно было исцелить покаянием, обращением к благодати и любви Божьей. Молитва предполагала перемены, раскаяние, признание ответственности за грехи и собственной слабости. Пример такого покаяния дает «Книга общественного богослужения» 1662 года: «Мы слишком часто следовали велениям и желаниям наших сердец. Мы нарушали Твои священные законы. Мы не делали того, что должны были делать. И мы делали то, чего не должны были делать. Поэтому в нас нет здоровья».

Бисмарку было нелегко сдаться на милость Божью. Молитва требует не только смиренно обратиться к Богу, но и просить прощения у тех, кого мы обидели или оскорбили. Я не припомню ни одного письма, в котором Бисмарк извинялся бы за проступки, более серьезные, чем забывчивость поздравить родственника с днем рождения. Естественно, он никогда не извинялся перед своими недругами. Когда же пятеро министров попросили разрешения пойти на похороны Ласкера, он ответил им категорическим «нет». Этот факт говорит о многом. Во-первых, министры действительно не пошли провожать в последний путь Ласкера. Этим высокопоставленным господам даже в голову не пришло возмутиться отказом Бисмарка, который в данном случае руководствовался не чем иным, как чувством мстительности. Вообще почему они должны были просить разрешения? Почему они просто не пошли и не отдали дань уважения усопшему?

Бисмарк помешал старшему сыну Герберту обвенчаться с любимой женщиной, потому что ненавидел ее семью. Ненависть, озлобление возобладали над отцовскими чувствами, точно так же разрушили и почти все прежние отношения дружбы. Желчь отравляла сознание и душу, побуждала к мстительности, а не к сочувствию и раскаянию.

Отдельный разговор о женоненавистничестве. Бисмарк превратил свою жизнь в сплошную нервотрепку, внушив себе неприязнь к королеве/императрице Августе и кронпринцессе Виктории. Ему претили «сильные женщины», превращавшиеся в его сознании в злонравных ведьм. Эти две властные особы подмяли под себя своих слабых супругов и угрожали Бисмарку. Ему повсюду мерещились козни. И женщины были главными конспираторами. Их зловредность для него была настолько самоочевидной и вездесущей, что его отношение к ним с полным основанием можно назвать паранойей. Не надо быть фрейдистом, чтобы увидеть в поведении взрослого политика и гениального государственного деятеля влияния детской ненависти к умной, но холодной и бездушной матери. С этим комплексом Бисмарк прожил всю жизнь. Власть, которую он приобрел, во многом опиралась на слабовольного Вильгельма I. Но рядом со слабым сувереном всегда была сильная королева. Борьба за господство над эмоциональным и мягкосердечным королем изматывала Бисмарка. В этой борьбе изо дня в день, из года в год воспроизводилась агония детства – мучительные переживания маленького мальчика, оказавшегося на острие перевернутого треугольника, наверху которого грозная женщина и слабый мужчина. Отсюда и все его тревоги, озлобленность, бессонница и недомогания. Самый могущественный человек в Европе, преисполненный гордости и агрессивности, должен был кланяться старой леди, к несчастью, оказавшейся женой короля. Унизительность для него была непереносима.